– Выпьем вот, чтоб у всех всё стояло! Ну, кроме женщин, – поглядел цверг на улыбающуюся пьяную златовласку. – А что с шахтой стряслось-то? – повернулся он снова к мужчинам. – У нас, гномов, это большая беда, если какие-нибудь кобольды шкодить начинают, обвалы устраивая.
– Это уже лорда заботы, – отпил своё пиво рыжий мужчина.
– А ведь наш Бернхард когда-то служил в страже и даже имел звание капитана, – напомнил как бы невзначай трактирщик.
– Экс-капитана уже. Как был, так и сплыл… – фыркнул тот, – что теперь вспоминать? За мемуары засесть на четвёртом десятке жизни?
– Гномы вот несколько веков могут жить! Четвёртый десяток – это что! Так, детство какое-то, – махнул рукой цверг.
– Теперь, когда из запоев своих на свет божий выплывает, только на дуэлях, как наёмник, дерётся. Или эскортом телеги туда-обратно сопровождает недалеко, от разбойников да от волков защищая, – закончил хозяин заведения. – Впустую тратишь свой потенциал, Берн.
– И что теперь? Повеситься от радости или с горя? – развёл зеленоглазый усач руками.
– Самоубийство – грех! – пригрозил пальцем гном. – Вотан накажет. Ну, и Хель там добавит ещё.
– А спаивать местных девиц не грешно? – потянулся Берн забрать медовуху у девушки.
– Питный мёд – благость богов! – хлопнул его по руке Аргон. – Они дали смертным брагу, чтобы жить стало лучше и веселее!
– Устроит тебе Атьен «повеселее», – покосился Берн на компанию лесорубов. – Будет тебе «благость»…
– Да ну его, мы уж с неделю не вместе, поссорились, – заявила блондиночка. – Он вёл себя грубо, был на взводе… Словно я ему что-то должна.
– Ты ж моя бедненькая, иди пожалею, – обнял её гном, и девица к нему и вправду прижалась, прильнув щекой к плечу.
– Всякое видел, такого не видел, – покачал головой Берн и отхлебнул ещё крупный глоток пива из кружки.
– Мы, цверги, между прочим, лучшие в мире любовники! – заявлял Аргон.
– Да что вы говорите, – с кокетливой улыбкой оглядывала его девица.
– Век пива не видать! – заверил гном, распивая вместе с ней медовуху. – В общем, я тут как раз в поисках эскорта. Иной раз песни кому не понравятся, или кто-то по пьяни решит, что я чужие пою, – закатил цверг глаза. – Охрана не помешает. Лук и стрелы в ближнем бою не помощник, хотя есть при мне одна головоломка, – пошарил он по карманам.
– Ой, давай без загадок, – покачал головой Берн и пожмурился, словно мыслительные процессы слишком напрягут его голову в нынешнем, находящемся явно где-то на полпути к опохмелу, состоянии.
– Давай, усатый, плесни-ка мне рюмочку вон той наливочки, – обращаясь к трактирщику, указал гном на одну из багряных бутылей у того за спиной на дальнем стеллаже.
Входная дверь трактира отворилась и в заведение зашла особа из рода зверолюдей. Наполовину кошка, наполовину женщина в цыганском красно-чёрном платье, видневшемся из-под накидки. Представительница народа фелинов была с красивыми серьгами и головным убором в виде треугольной косынки «дикло», закрученной на концах и завязанной на затылке, украшенной бисером, бусинами и металлическими побрякушками, и в поблёскивающем монетном ожерелье.
– Ты ж смотри, какая киса! – присвистнул Аргон, поправляя свою шляпу и приглаживая бурые кудри.
Цыганка уселась за столик, пододвинув к себе пустую тарелку, поглядела по сторонам и первым же делом начала прятать в левый рукав платья столовую вилку быстрым, но ловким движением. После чего проделала с ножом то же самое и, гневно, всплеснув руками, спросила, оскалившись и сверкая жёлтыми глазами, почему ей до сих пор не удосужились принести приборы.
