Все последние дни Кузьму допрашивали, пришедшего в себя Федьку тоже. Приезжий уполномоченный заподозривший их в ненадёжности, быстро понял, что братьям Лыховым просто повезло. В Заларях шептались, что ненадолго, слыханое ли дело, колокола с церкви сбрасывать. Бабки на улице осторожно плевали им вслед, семьи погибших – открыто, Кузьма постепенно вызверялся. Для него делом жизни стало найти убийц своих товарищей. Как-то прознал, что в одной заимке видели чужую телегу, рванул туда с двумя милиционерами. На заимке было тихо, только одно окошко слабо светилось. Прибывшие загрохотали воротами, требуя открыть. Хозяин Андрей Распутин вышел быстро, отогнал псов, на требование осмотреть усадьбу спокойно бросил:
Ищите.
Обыск ничего не дал: нужной телеги в хозяйстве не нашлось. Домой неудачливые сыщики возвращались молча: милиционеры дремали, а Кузьма грыз ногти, пытаясь понять, что он видел на руках и шее Ксении Распутиной, и могут ли дешевые стекляшки так полыхать огнём в свете свечей. А ещё на запястье тяжело звякнули массивные браслеты. Разглядеть успел не всё, но то что видел, притаившись у окна, прежде чем ворвался в дом, врезалось в память и не давало покоя. С милиционерами он об увиденном говорить не стал. Странная она была, эта Ксения. Появилась здесь аж из самой Москвы-столицы, и как ни старалась, всё равно отличалась от местных баб. Несколько лет назад оперуполномоченный, по-видимому, что-то заподозрил и послал запрос в Москву. Ответ пришел быстро: Иванова Ксения Петровна, из мещан, отец учительствовал в гимназии, погиб на войне, вся семья умерла в 1919 от холеры, одна Ксения, хоть и работала в госпитале, выжила и уехала. Когда оперуполномоченный вызвал к себе Ксению, чтобы расспросить её подробнее, она отвечала просто и точно. Дома она ещё раз возблагодарила мать за то, что перед бегством из Москвы, та позаботилась о новых документах для дочери.
Аня.
Лом был тяжелый и с первого удара легко вошёл в обгоревшее бревно стены, от завалинки отвалился кусок. Там что-то звякнуло. Расширив дыру, Аня вытащила тяжёлую металлическую коробочку.
Странно, но огонь не повредил камням, хотя шкатулка была вся в копоти. В ней Аня нашла два десятка монет, браслеты, колье, крест, несколько серег и колец. Особенно выделялся тонкой работы перстень с темным изумрудом, как предположила Аня. Оправа, удерживающая камень, была сплошь покрыта в два ряда мелкими бриллиантами и в лучах лампы полыхала огнем. Все предметы были из золота, только иумрудно-бриллиантовый перстень – из серебра. Она долго держала его в ладони, не решаясь надеть. В эту ночь Аня не пошла ночевать к Ольге Петровне, осталась дома и долго молилась перед иконой, выпрошенной у соседки. Узнала её сразу, как увидела. Это был образ богоматери «Нечаянная радость», что принадлежал раньше бабушке Лизе. Молилась легко и действительно радостно, даже не от явной ценности клада. Было что-то в нём таинственно смущающее, очень уж странно он ей дался. Тревожность постепенно покидала душу, зато крепло ощущение, что соприкоснулась Аня с каким-то иным миром. А ночью ей приснился сон. Она не сразу поняла, что видит себя. Другая прическа, странная одежда, но, главное, выражение лица:
Не бойся меня. Вот мы и свиделись.
Кто Вы?
Гостья улыбнулась. Её видение было нечётким.
На меня столько навалилось в последние дни: пожар, клад этот. Вот кольцо. Ой, у Вас такое же!
