– Ну как, ты довольна?! – спрашивает Широков, гремя грязной посудой. Перед ним рушился вчера возведенный вавилон. Сил убираться тут же после ухода гостей не было, и он решил отложить до следующего утра.
Таня показалась на кухне с сумеречным видом. Она плохо спала или не спала вовсе. Ее надежды и мечты, выстроенные одна над другой в сложное сюрреалистическое сооружение, тоже разваливались на куски.
– Ты неосмотрительно вела себя с гостями, – сел напротив нее Широков.
Таня думала, что он станет ее ругать, они впервые поссорятся, и Владимир, наконец, осознает, какую холодную и неблагодарную змею пригрел на груди. Хотя вряд ли его объятия могли кого-то согреть. При мысли об этом по коже Тани пробегал озноб.
– Тебе не следует вмешиваться в чужие отношения, – продолжал тем же вкрадчивым и уверенным тоном Владимир, будто разговаривал с человеком под гипнозом.
– Я не знала… – склонила голову девочка. Она хотела скрыть подступившие эмоции: не слезы, а – гнев.
– Я понимаю, – кивнул Широков.
«Какой важный, говорит так, словно способен читать мысли!» – пронеслось в голове девочки. Но она подавила этот непочтительный голос в зачатке. Опекун ни при чем, наоборот, он выполнил ее просьбу. Она должна быть благодарна. От слов с корнями «благ» и «дар» Татьяну уже мутило. То, за что ей следовало говорить «спасибо» или «благодарю» никак не походило на подарок судьбы или дар свыше.
– Я хочу сегодня съездить в книжный, – сказала девочка.
– На Новом Арбате или на Мясницкой? – Владимир знал ее излюбленные места.
– На Арбате, – решила Таня.
Выходной день, в метро мало пассажиров. Самое время отправиться в небольшое путешествие. В вагоне было предостаточно свободных мест и никто не нависал над головой с тяжелыми сумками или картонными стаканами с кофе. По дороге Крапивина слушала музыку с телефона. Песня под настроение все никак не подбиралась, и приходилось то и дело перещелкивать. К тому же скрип колес вагона о рельсы, шум из приоткрытых форточек заглушал голос в голове. Таня скорее пропевала композицию про себя, чем слушала.
– Не строй из себя Набоковскую героиню! – шепнул ей Широков вчера за столом.
Гостям он говорил, что она – замечательная девочка. Жена Нила смотрела на Владимира с нескрываемым сочувствием. Ее звали Светлана, она и в правду вся сияла. Однако это был жесткий, радиационный свет, вызывающий ожоги и солнечный удар. Она была старше Тани всего на восемь с половиной лет, но позволяла себе смотреть на нее как на несмышленого и непоседливого ребенка. Нил сохранял равнодушный вид пресыщенного вниманием человека. Аппетит он берег для ужина и бесед о гонорарах. Они с Владимиром обсуждали ситуацию на книжном рынке.
– Нил просто рвал и метал, когда обнаружил свою книгу в открытом доступе на одном из этих воровских сайтов, – Светлана с улыбкой комментировала слова мужа. Они походили на злого и доброго полицейских из американских сериалов. Разговаривая, Светлана активно жестикулировала, при каждом движении разноцветные огни вспыхивали на ее пальцах. Она могла себе позволить излишества в украшениях, ведь она вносила большой вклад в содержание семьи. Ее красота, молодость и финансовая независимость пробуждали в Тане гнусную ненависть. Она ощущала себя древним женоненавистником, внезапно очутившимся в ужасном двадцать первом веке. А мысль о том, что Нил временами занимает у жены деньги, преследовала Таню в бессонную ночь. Позор и опустошение.
