– По моим прикидкам, – Александр говорил намеренно без пафоса, решив, что так будет правильнее, – семитонную печь ставить можно.
– Где нашли дополнительную тягу?
– Сила тяги зависит от разницы температур после печи и на выходе из трубы, верно? – немножко смутившись, проговорил Ковальский.
– Допустим.
– Или от разницы давлений в тех же точках, коль давление есть производная температуры…
Самарин согласно молчал.
– Мы нашли у металлической трубы, которая когда-то была проложена вместо кирпичного подземного «борова», метров в пятнадцать неизолированный участок. Там – потеря тяги. Этот участок не виден, проходит между зданием и аппаратами. Его надо хорошо заизолировать – и все дела. Диаметр большой – тысяча миллиметров. На пять тонн нагрузки тяга есть.
– А на остальные? Где нашёл?
– Больше можно набрать, – не торопясь, ответил Ковальский, – недожёг топлива в печах – потеря мощностей. Надо заниматься режимом горения. Потом многочисленные неплотности в печах и в самом «борове» тянут лишний воздух в систему… Если серьёзно поработать – и больше найдётся.
– Расчёты оставить можешь?
– Да, я приготовил пояснительную записку. Вот, тут и расчёты, и перечень мер.
…Прощаясь, Самарин встал из-за стола и проводил его до двери. «Как того «Ланового» из Москвы», – отметил про себя Ковальский.
Вернувшись к столу, Самарин потянулся к телефону. Через десяток секунд веско громыхнул в трубку:
– Дмитрий Михайлович, что же твои технологи-расчётчики, не выходя из кабинетов, не видя цеха, считают? Они у тебя привязаны к стульям? Чиновники!
– Не понял? – прозвучало на том конце провода.
– Заходи прямо сейчас, поймёшь…
…Через два дня, в дневную смену, Чухвичёв попридержал проходившего мимо Ковальского.
– Александр, как же это ты? Расчёты делаешь, резервы вскрываешь? И через голову руководства цеха действуешь, а? Не очень-то…
– Я не думал об этом. Поручили – сделал, – искренне ответил Ковальский.
– Ну-ну, – непонятно отреагировал Чухвичёв. – Не думал он… – И добавил уже более внятное: – Непохоже, что не думал…
Позвонила Влада Чарушина. Это – неожиданность для Ковальского.
– Вахтёр знала, что ты после ночной смены спишь, – пояснил посыльный, – но твоя знакомая упрямо требовала разбудить. Настойчивая. Говорит, вместе учились.
Спускаясь на первый этаж, Ковальский чувствовал, что будто идёт на встречу с уже, казалось бы, невозвратным прошлым. Взяв трубку, услышал бодрый и сочный голос:
– Ну, бирючина! Ты таким, вроде, не был. Спит, говорят!
Прячешься, поди, от тутошних женщин. Уже запутался?
…Договорились встретиться. Она, оказывается, хорошо знала город. У неё здесь жила тётка, к ней изредка и наезжала.
«Что сделать, чтобы избежать разговора, подобного тому, который был в последний раз в общежитии, не дать повода к возобновлению прежних отношений?» – уныло думал Ковальский. Ему интересно было увидеть Владу, в этом он признался себе и нашёл, кажется, причину: соскучился по однокашникам, по студенческому времени. А Влада оттуда, частица той жизни. Уже полтора года прошло, и ни разу никто не появился.
Она – первая.
…– Ты знаешь, хочется выпить немножко за встречу, – произнесла Влада.
Ресторанный столик у окна, и Чарушина изредка поглядывала на улицу, словно кого-то ожидала.
– Давай, но только мне нельзя.
– Что так?
– Сегодня ночная смена.
– Скучно как…
Она так естественно огорчилась, что Ковальский вздрогнул:
