Под прицелом войны - страница 12

Хорошо помню, как моих земляков вывозили в Германию на принудительные работы. Забирали силой. Плач стоял во всей округе. Отобранных собирали в одном месте. Потом приходили поезда и людей запихивали в грузовые вагоны с маленькими окошечками под самой крышей, до которых не дотянешься. Возили, как скот. Длинные получались эшелоны.

Поезда с невольниками проходили через нашу местность на запад в течение многих дней. Мужчины часто выпрыгивали из них на ходу и катились с откоса. Не в каждом вагоне была охрана. От двух до пяти человек спасались подобным образом от рабства каждый день.

Детей немцы поначалу даже кормили обедами из солдатской походной кухни, которая приезжала в деревню на машине. Каждому желающему выдавался котелок, и малышня от пяти до десяти лет, а то и меньше возрастом выстраивалась в очередь. Повар наливал в посудину гороховый суп с мясом. По тем голодным временам это было несказанно вкусно. В свою очередь с вышки (мы звали ее маяком) дежуривший там пулеметчик бросал иногда нам прямо на песок конфеты или папиросы россыпью. Мы их тут же расхватывали – курили тогда все без исключения. Немец хохотал.

Но однажды суп нам чем-то не понравился, и мы дружно вылили его под забор. С тех пор как отрезало – никаких обедов. Перестали кормить. А если встречали на улице, показывали в нашу сторону пальцем: это, мол, те, что вылили на землю суп. И что-то говорили на своем гортанном языке.

После того, как на немецкой территории начались взрывы (некоторые из пацанов, видимо, по просьбе партизан стали оставлять мины замедленного действия), нас туда вообще перестали пускать. К бункеру мы уже и близко не подходили.

Жить становилось все опаснее. Дважды многие из нас могли погибнуть. Однажды пошли по грибы. Стали переходить из леска в лесок через небольшую, метров сто в поперечнике поляну. Вдруг в небе появились самолеты и начали сверху бомбы кидать. Приняли, видно, нас за партизан. Мы в страхе попадали на землю. И вот что интересно: почему решили бомбить? Могли бы перестрелять из пулеметов, а применили бомбы, причем большого калибра. Одна из воронок была глубиной не менее пяти метров и окружностью, наверное, метров двадцать. Она существует и до сих пор.

В 1943–44 годах вместе с немцами стали нести службу и власовцы, любители женщин легкого поведения и самогонки. Однажды понапивались вдрызг и залезли спать в сарай с сеном, который стоял на четырех столбах-подпорках. И тут появилась другая их группа, которой выпивки уже не досталось. Это их разозлило. Подозвали к себе малышню и говорят: «Видите, наверху дяди спят? Берите камни и бросайте туда!» Мы по детской наивности и клюнули на явно провокационный призыв. Стали швырять каменьями в вооруженных людей. Те – с сеновала и за нами вдогонку. Пацаны и я вместе с ними успели заскочить в пустой дом и закрыть запоры. Попрятались в комнате под кровати. Слышим, пинком выбили одну дверь, потом другую. И стали по одному вытаскивать нас за ноги. Троих уже успели вывести на улицу. Следом вытащили бы остальных и могли бы, наверное, расстрелять. Но вдруг все прекратилось. Смотрим сквозь щели: немцы появились. Построили власовцев в шеренгу, и немец, проходя перед строем, бил каждого с размаху по мордасам слева направо и справа налево. Не потому, конечно, что нас стало жалко. Просто власовцы перешли грань дозволенного.

Велась с населением и «просветительная» работа. Был у нас в деревне длинный сарай, протяженностью, наверное, метров двадцать. Клуня по-нашему. С одной стороны в ней раньше хранили сено и разный корм. С другой – содержался скот (коровы, свиньи и пр.). Новые хозяева превратили его в клуб. Загоняли туда под вечер всех, кого увидят. Добровольно-принудительно, как говорят. Если и не хотел, все равно затаскивали. Внутри стояли скамейки и висел экран. Показывали немецкую хронику – как танки расстреливают и давят наших солдат. Смотрите, мол, какова наша военная мощь! Ничего ее не остановит. Сдаются русские деревни и города. А там и Москва не устоит.