В довершение спектакля я влепил «сестре» звонкую пощёчину, забрал остальные листовки и бросил их в камин. Рука заболела, словно я ударил по камню. С самых пелёнок мне твердили, что девочек бить нельзя, и это чувство было мне незнакомо и неприятно.
Но, кажется, представление удалось. Рабочие отвлеклись от «Августины». Полька стала им неинтересна, а я, как «заботливый брат», тут же схватил её за руку и, продолжая ругаться на выдуманном языке, похожем на польский, выволок из бара.
Судьба, словно шаловливый ветер, занесла её в мою жизнь. Августина… Имя, что я ей придумал, звучавшее музыкой, принадлежало Майе Юберрот – пятнадцатилетнему созданию с польскими корнями и глазами цвета грозового неба. В них читалась история не по годам взрослой девочки, вынужденной бежать из родного Замосця после страшной облавы жандармов. Вместе с братом Юстасом они нашли приют в Берлине, оставив позади осколки разрушенного мира.
Её хрупкая фигурка, обрамлённая простым одеянием, казалась потерянной в ночи немецкой улицы. Но взгляд… Взгляд Майи был полон непоколебимой силы и решимости, говорившей о несломленном духе.
Глаза её, были через чур большими на бледном лице, а под ними расположились два тёмных круга не от самой хорошей жизни.
Сама она происходила из типичного для Польши знатного, но обедневшего рода, и, как и многие другие, не желала навлекать неприятности на свою семью.
Знакомясь в разговорах, мы петляли дворами и закоулками, углубляясь в самые грязные берлинские муравейники. Майя обещала проводить меня обратно к Фрицу, как только я познакомлюсь с "самым замечательным человеком в мире".
Наконец, мы оказались напротив ветхого двухэтажного дома. Майя бросила быстрый взгляд на открытые окна, словно проверяя что—то, и, обретя уверенность, взяла меня за руку.
Мы спускались по темным лестницам, окутанные облаком смешанных запахов: сырости, грязи, крысиного помета и терпкого табака. Наконец, оказались в тускло освещённом помещёнии. За столом, склонившись в дугу, сидел худой, почти тощий человек с такими же, как у Майи, темными волосами. На плечи был накинут старый, потёртый пиджак, а сам он словно растворялся в клубах сигаретного дыма. Стряхнув пепел в старую жестяную банку, он макнул кисть в чернила, бережно стряхнул излишки и аккуратно вывел букву на дощечке.
– Юстас! – воскликнула Майя.
– Закрой дверь, ты же знаешь, мне нельзя простывать. Недавно кровь горлом шла – без тени разворота ответил Юстас.
Вдруг он поднял голову и, увидев моё отражение в маленьком, закопчённом зеркале, повернулся вполоборота.
– Кого ты привела? – спросил он, разглаживая одной рукой лист, прикреплённый к дощечке.
– Это Адам. Мы познакомились у Фрица, – ответила Майя. – Он помог мне. Спас от пьяных дураков»
–A jeśli nas wyda? Mieszkamy tu nielegalnie! Co myślałaś?2 – импульсивно заговорил Юстас.
–Nie wyda. Jest uczciwy, po prostu mi zaufaj3 – уверенно отвечала Майя.
– Nie spuszczaj z niego oczu. Pamiętaj, jak Karol został pobity4 – черные, словно два уголька, глаза Юстаса вспыхнули, устремившись на меня.
Я понял, что они обсуждают, можно ли мне доверять. Но доказывать свою честность пылкими речами не было в моих привычках. Я ещё только догадывался, куда меня привела Майя, и не испытывал никаких предубеждений по поводу их деятельности.
Опершись локтем на спинку стула, Юстас устремил на меня внимательный взгляд. В его глазах мерцала лёгкая печаль, но за ней скрывалась непоколебимая сила воли, внутренний стержень, не сломленный жизненными испытаниями.
