– И вы, Мария, тоже?!
– И я в первый миг засмеялась. Ну по инерции. Из стадного чувства – это меня гложет до сих пор! Но пить не стала, это же так мерзко было – надо было встать и сразу уйти, как только я опомнилась! Но я просто промолчала, чтоб хозяйку не обидеть, думая, что она не совсем понимает, кто такой Люцифер.
– А ведь это был момент соглашательства с сатаной! Вот бес-то за вами и погнался. Меня лишь одно теперь удивляет, как вы живы-то тогда в метро остались. Гм… вот к чему человекоугодие-то ведет! И еще не пойму, как вы Библию-то, Библию вознамерились в метро читать?!
С поникшей головой Маша еще долго слушала игумена. А он говорил: кто не раскаялся в грехах своих, тот лишается благодатной защиты Святого Духа, тот становится открытым демонскому стрелянию. И чем более одарен человек, тем с большим азартом бросаются на него демоны. Они жаждут подчинить его их воле.
«А ведь это и обо мне, – подумала Мария, – речь не об одаренности, нет, а о моем тогдашнем дурном увлечении».
Еще в юности Мимоза разделяла расхожее мнение наших высоколобых интеллигентов о православии, не видевшими в нем за церковными обрядами ничего духовного – мол, это – для «простецов». И вслед за многимии знакомыми Маша соблазнилась восточной экзотикой, гонялась за самиздатом. И не только: несколько раз она даже пыталась под руководством «гуру» медитировать по методу Шри Раджниша, якобы открывавшему выход на контакт с Космическим Разумом. Это были упражнения по «глубинному погружению» со свечой и зеркалом в темноте. И поначалу ей действительно казалось, что она проникает в нечто таинственное, однако вскоре перед ней забрезжили жутковатые очертания призраков. Потрясенная, она в ужасе отпрянула от зеркала. С того момента она напрочь отказалась от йоговских и дзен-буддистских «заморочек».
«Как могла я тогда клюнуть на все эти приманки и с ведьмой Никой общаться? – а все из-за дурного любопытства, из-за книг… ведь это страшный мой грех…» – мучительно размышляла Ивлева. До отъезда своего в Москву она еще не раз приходила к священнику на исповедь. А потом они просто беседовали, и нередко он говорил о событиях грядущих:
– В Кремле соборы откроют, народ в церкви ломиться начнет, всей семье царя-мученика Николая молиться будет. А на месте бассейна «Москва» Храм Христа Спасителя восстановят.
– Возможно ли в такое поверить, отец Варсонофий?! – поражалась Мими предсказаниям игумена.
* * *
Соседи неожиданно пригласили Ивлевых отпраздновать приезд сына Антона. Огромная гостиная Лавриных была залита светом от антикварных люстр. Лицо хозяина, Сергея Денисовича, засияло радостью, когда к гостям вышел Лаврин-младший.
– Давненько ты, Антон, не навещал родителей. Уж года три? – спросил Силантий Семенович.
– Уже пять лет. А ты Маша, часто приезжаешь? – полюбопытствовал дипломат.
– Да уж почаще, чем вы, – сказала она, с интересом взглянув на сильно постаревшего Лаврина-младшего.
Черты лица его выдавали мужественный характер, но глаза смотрели на мир с какой-то неизъяснимой скорбью. С тех самых пор, как внезапно ушла из жизни его жена Вера, он посвятил себя воспитанию двух сыновей-близнецов, теперь уже оканчивающих университет. А тетя Лера призналась как-то Машеньке, что смерть невестки – Божие наказание за ее, Лерины, грехи. И слова добродетельной советницы казались Мимозе чересчур странными: это ведь таинство, и почему кто-то вдруг умирает, ведает один только Господь…
