Под сенью боярышника - страница 6

– Я? Вы разве не слышали, как Хуань Хуань назвал меня тётенькой?

Он засмеялся. Цзинцю понравился его смех. Есть люди, которые только шевелят мускулами на лице, когда смеются, их губы изображают счастье, в то время как глаза грустят с выражением холода и отстранённости. Но когда смеялся он, мелкие чёрточки появлялись по обе стороны его носа, а глаза смотрели чуть-чуть искоса. Смех исходил изнутри него, а не от насмешки.

– Вовсе не нужно быть ребёнком, чтобы есть конфеты, – сказал он, протягивая ей руку снова. – Бери, не надо стесняться.

У Цзинцю не было выбора, кроме как взять конфету, но она тут же оговорила своё условие:

– Я возьму её для Хуань Хуаня.

Хуань Хуань тут же бросился к ней, просясь на руки. Цзинцю не знала, что она такое сделала, что тот так к ней привязался, и была слегка удивлена. Она взяла его на руки и сказала Третьему Старче:

– Тётенька Чжан хочет, чтобы вы пришли домой на ужин. Нам пора. –

Давай-ка дядя понесёт тебя, – сказал Третий Старче. – У твоей тётеньки был долгий день, она натопталась сегодня вдоволь и, должно быть, очень устала.

Он выхватил Хуань Хуаня из рук Цзинцю и подал ей знак, чтобы она шла впереди. Цзинцю отказалась, потому что ей стало страшно, что он будет смотреть на неё сзади и думать, какая же у неё неуклюжая походка, или увидит, что одежда на ней с чужого плеча. И Цзинцю сказала:

– Идите первым. Я… не знаю дороги.

Он не стал настаивать и пошёл впереди с Хуань Хуанем на руках, позволив Цзинцю идти следом. Она наблюдала за ним, думая, что он идёт, как хорошо обученный солдат, просто марширует, почти не сгибая в коленях ног. Он не походил ни на одного из своих братьев, как будто был вообще из другого семейства.

Цзинцю спросила:

– А это вы играли на аккордеоне?

– М-м-хм, ты слышала? Значит, ты слышала и все мои косяки.

Цзинцю не видела его лица, но чувствовала, что он улыбается. Она запнулась:

– Я… нет, ну какие косяки? Я-то вообще не играю.

– Такая скромность может означать только одно: ты, должно быть, эксперт, несмотря на свой юный возраст.

Он остановился и обернулся.

– Детей учат, что лгать нехорошо… Значит, ты играешь. Привезла аккордеон с собой?

Когда Цзинцю отрицательно покачала головой, он сказал:

– Ладно, возьмём мой. Можешь наиграть мне пару мелодий.

От страха Цзинцю замахала руками.

– Нет-нет, у меня нет способностей, вот вы играете… действительно хорошо. Не буду я играть.

– Хорошо, в другой раз тогда, – сказал он и зашагал снова.

Цзинцю спросила:

– Как вышло, что здешние люди знают «Ой, боярышник милый…»?

– Да это известная песня. Она была популярна лет пять или десять тому назад, многие её знают. А ты знаешь слова?

Её мысли перепрыгнули от песни к боярышнику на горе.

– В песне говорится, что у боярышника белые цветы, но сегодня товарищ Чжан сказал, что боярышник на горе цветёт красным.

– Да, у некоторых боярышников красные цветы.

– Но у того дерева это же потому, что кровь храбрых солдат оросила его корни, превратив белые цветы в красные?

Она чувствовала себя немного глупой. Она думала, что он смеётся, и потому торопливо спросила:

– Вам этот вопрос кажется глупым, да? Я только хотела уяснить для себя. Я участвую в составлении учебника и не хочу включать какое-нибудь враньё.

– А и не надо врать. Записывай всё, что тебе говорят. А правда там или враньё – не твоя проблема.

– А вы верите, что цветы окрашены кровью солдат?

– Нет, не верю. С научной точки зрения это невозможно, они всегда должны быть красными. Но это то, что говорят люди, и, конечно, из этого выходит хороший рассказ.