Толпа сдвинулась поплотнее, поближе.
Детинушка присел на корточки, взял первого попавшегося лягушонка за заднюю лапку и с размаху ударил его головкой об асфальт. Затем он двумя руками разорвал еще бьющуюся плоть и с рычание впился зубами в живое мясо.
Закричали и заплакали малые дети. Опустились руки с таящим мороженным. Мужики сплюнули непроглоченное пиво. Беременные женщины кинулись в кусты, согнувшись в безудержной рвоте. По ошарашенной толпе прошел глухой ропот.
А тем временем, за первым лягушонком пошел второй, затем третий…
Толпа стала расходиться.
Камуфляжные воины погрузились в машину.
Кто-то объявил через мегафон, что это была демонстрация «военно-исторического мундира» Морской Пехоты ВМС Украины.
Машина с бойцами уехала. На асфальте осталась кирпичная крошка, битое стекло и крохотные мазки крови.
В сердцах и душах жителей нашего города осталась черная клякса.
В какой же еще «незалежной земле» «отцы города» могли бы додуматься до того, что бы потешить своих земляков стрельбой по праздничной толпе и публичным пожиранием живых лягушек. В какой еще «незалежной земле» водятся такие камуфлированные гоблины и тролли, готовые запросто участвовать в подобном «шоу».
Кое-кто может задаться вопросом: «Какая связь между русской душой и украинской морской пехотой?» Я напомню слова из старого анекдота советских времен: «За углом бьют не по паспарту, а по морде». А у нас (русских и украинцев), как не крути, одинаковые – «и лицо, и одежда, и слова, и поступки».
Так что, в единой для обоих народов самобытности нам не откажешь.
Долго еще в Европе будут пугать детей «Угрозой с Востока».
июнь 2012 года г. Севастополь
Был солнечный сентябрьский день. На скамейке троллейбусной остановки сидел старик. Он был одет в темно-серый сильно поношенный костюм, который, несмотря на теплынь «бабьего лета», был застегнут на все пуговицы. Невыглаженная светлая сорочка тоже была застегнута доверху. Он был обут в сандалии. В руках держал, наполовину наполненный нехитрой снедью, полупрозрачный полиэтиленовый пакет со светло-зеленым изображением американского доллара. Впалые щеки старика были не бриты, во рту торчали желтые обломки редких зубов. Он курил дешевую, очень дымную, сигарету без фильтра. На его груди в три ряда теснились выцветшие от времени орденские планки.
Он равнодушно пропускал проносившиеся мимо маршрутки и автобусы. Он терпеливо ждал скрипящего, ржавого троллейбуса, проезд в котором для ветеранов Великой Отечественной Войны – бесплатный. Ждать ему еще долго – троллейбусов на маршруте мало.
За его спиной высился зеленью парка Малахов Курган. Въезд в него обозначен двумя коренастыми каменными столбами, увенчанными тяжелыми чугунными ядрами времен адмирала Нахимова. Всего в трехстах метрах позади старика – Оборонительная Башня и памятник адмиралу Корнилову. Чуть дальше – стомилиметровые корабельные орудия батареи старшего лейтенанта Матюхина. Рядом с орудиями, перекрученный узлами своих волокон, старый миндаль – последнее, единственное дерево, уцелевшее на выжженной земле Малахова Кургана после июньских боев 1942 года.
На противоположной стороне улицы остановился туристический автобус. Двухэтажный лайнер. С тонированными стеклами. С мыслимыми и немыслимыми фарами, подфарниками, катафотами и пр. С автоматическими дверями и трапами. С кондиционерами и вентиляторами. Со специально разработанными откидывающимися и раскладывающимися креслами, с телевизором, с туалетом и даже с душем.
