Однажды родители взяли меня в гости к своим друзьям из писателей – пожилой паре Алтайских. «Константин Николаевич сидел в сталинских лагерях,» – предупредила меня мама. Но я была слишком мала, не любила табачного дыма и пьяных, и в то время, как они вчетвером разговаривали за водкой в до иссиня накуренной столовой, провела целый вечер в соседней комнате и в итоге насупилась и раскапризничалась.
Во всяком случае для нас это было прошлое, сами мы принадлежали новому времени, возможно даже не семидесятым годам, а будущим. И тем не менее осторожность жила в нас, как инстинкт, и – о, моя великая Родина, – живёт до сих пор.
Бегая утром по Тушино в укрепление своего творческого здоровья, папа познакомился с тренером детской футбольной команды Стериным. Тот добровольно тренировал трудных подростков на пространных газонах нашего дома и в тушинском котловане, организовывал матчи с другими командами и завоёвывал победные кубки. Тренер, к папиному восторгу, оказался журналистом и нашим соседом – он жил на одном с нами этаже, но в соседнем корпусе, таким образом, что через наши совместные лоджии можно было попасть в его квартиру. Теперь, в рабочем районе с сомнительными соседями, папа имел под рукой коллегу, интеллигентного человека своего круга.
Сын Стерина, подросток моих лет, тренировался в футбольной команде отца и помогал ему. Папа в тот же день пригласил их в гости. Все трое были одинаково сухопарые и тощие. Стеснительный сын угрюмо молчал и, не выдержав светскости, вскоре сбежал. Стерин с папой выпивали, мама разговаривала с женой Стерина. Жена Стерина, немолодая, как и муж, с перманентными кудряшками и в очках, оказалась очень общительной, и своим высоким, но негромким голосом вносила живость в первое знакомство. Она напоминала мне тётю Соню, мать моих троюродных братьев из Хабаровска.
Папа не служил и в своей новой свободной жизни Стерину отводил роль отдушины и организационного элемента своего рабочего расписания. Кроме футбола, Стерин увлекался охотой и тут же, впервые использовав нашу лоджию как проход в свою квартиру, принёс показать охотничье ружьё и объяснить папе все детали удачной охоты. Папа присоединялся к футбольной команде и к запланированной на следующий месяц охоте на уток. Ружьё Стерина дополняла его сухопарая и тощая, как хозяева, охотничья цвета волка собака с жёлтыми глазами. Папа рукоплескал.
Однако Стерин оказался запойным алкоголиком. Что происходило с его работой во время запоев – оставалось неизвестным. Утки улетали на юг, футбольная команда на время распускалась, и папа бегал по утрам в одиночку.
– Бегал один, – сообщал он мне днём. – Стерин ещё не просох.
Последовательных отношений не получалось. Кроме того, запив, Стерин впадал в агрессию.
Однажды в воскресное утро позвонила жена Стерина. Разговаривала мама, и глаза у неё округлялись.
Стерин с заряженным ружьём наперевес держал с раннего утра в комнате жену с сыном, не позволяя им выйти из квартиры. Чудом той удалось подобраться к телефону.
– Идите к нам через балкон! – сказала мама. – Валя сейчас идёт к вам разговаривать со Стериным через дверь! В этот момент идите с сыном к нам! Я сейчас позвоню в милицию!
Воскресный день прошёл бурно. Крики, испуг, нервозность, стуки, топот, погоня. Жене Стерина не удалось закрыть свою балконную дверь снаружи, но мама завалила коробками проход между двумя лоджиями. Счастливо спасённая семья отсиживалась в нашей квартире, пока наряд вооружённой милиции с папиной подачи брала и обезоруживала Стерина. Ружьё таки выстрелило, но, к счастью, никому не повредило. Собака не пострадала, её Стерин не держал за врага, как жену и сына.
