Под Таниной горой - страница 2

Любо было детворе пристроиться на санках или просто стать на кромки полозьев и ехать за столь большим, теплым, пахучим прикрытием. Любили мы в детстве искать в привезенном сене пиканные дудки. А иногда попадались то ягоды шиповника, то веточка земляники, то листочек лопуха, то маленькая, детского возраста, елочка или березка.

Сено метали на сарай или сваливали прямо под крышу. На дне сеновала всегда оставалась труха – средство для лечения простуды…

Не останавливаясь и не спрашивая нашего согласия, годы идут вперед. И, пока живы, мы бессчетное число раз будем восклицать:

– А помнишь, как мы ели гороховую кашу?

– А помнишь, как лечили горло, облизывая горячую поварешку?

– А помнишь, как собирали пиканы, срезая их тупым ножиком–квашенником?

– А помнишь, как больно было маме, когда у нее распух палец?

– А помнишь, как впервые попробовали и тут же выплюнули горькую брагу?

– А помнишь, как пересолили кашу, что от нее даже собака отвернулась?

– А помнишь, как чуть не угорели в бане?

– А помнишь, как чуть было не заблудились на болоте под Оносовым угором?

– А помнишь, как бегали по траве под дождем?

– А помнишь, как Антон ухитрился утащить из дому лагун с брагой в болото и устроил там выпивку?

– А помнишь, как Алимпиада придавила бревном ногу, а мама шла ей навстречу с ковшом воды?

– А помнишь, как тятя, уйдя на охоту, чуть было не заблудился?

– А помнишь, как Петр играл на самодельной балалайке?

– А помнишь, как Иван, сидя на полатях, кричал: «Мама, рибы»?

– А помнишь, как играли в прятки?

– А помнишь, как впервые проскакали верхом на лошади?

– А помнишь…

Записки свои начинаю главой «Наша Родина». Заранее приношу извинения за неточности, которые мог допустить при описании.

Выражаю глубокую благодарность товарищу и другу по довоенной работе в редакции Шалинской районной газеты Елизавете Андреевне Поповой, которая отпечатала настоящее произведение.

Старожилы не раз рассказывали, что деревенская женщина по имени Татьяна, взяв берестяной чуман /вид корзины/, пошла в лес за землянкой /земляникой/, да так и не вернулась. То ли заблудилась, то ли стала жертвой дикого зверя, то ли умерла с голоду – так никто и не узнал. Только родные и жители окрестных деревень больше её не видели. И с тех незапамятных пор гору, на которую поднялась и ушла затем в дремучий лес Татьяна, стали звать Таниной.

Не знаю, помечена ли эта гора на топографических картах под таким же названием или обозначена цифрами горизонтали. Но, как бы то ни было, эта гора мне дороже самых высоких гор на свете.

Последний раз я был на Таниной горе в июне шестьдесят шестого. Отцветала черёмуха. Зацветала шипига /шиповник/. Набирали силу хлеба. Тянулась к солнцу трава. Мало сказать, что с горы без бинокля прекрасно видно на много километров во все стороны. Отсюда не хочется уходить. Невозможно оторвать глаз от бескрайних уральских лесов, от милых сердцу елей и пихт, берёз и осин, от рек и речушек, от гор и оврагов, от той неповторимой суровой красоты уральской природы, которую, к нашему великому огорчению, мы порой и не замечаем.

Пока я шагал по склону горы, взбираясь всё выше и выше, ёлочки протягивали мне ветки, словно подавая руку. Ласкались цветы земляники, улыбаясь открыто и торжественно. Полной грудью вдыхали аромат кусты шиповника – нашей уральской розы, ужившейся рядом с колючей елью. Зайчишка, выскочив из лесу, присел на задние лапки. С минуту глядел в мою сторону, будто встретив старого знакомого. Неведомо было его заячьему уму, что в детстве нас – Трофимовых ребят, обзывали зайчатами.