Под тенью Феникса - страница 26

Когда я выехал на хайвэй, солнце уже поднялось высоко и ощутимо пригревало, в куртке мне стало почти жарко. Помню, как стоял и смотрел на щит с указателем «Austin – 220 miles». Это был зелёный щит с ровными белыми буквами на фоне ослепительно голубого неба, а ещё, аккурат посерёдке, его пересекала длинная клякса птичьего помёта. Я плохо представлял себе, какова длинна мили, но понимал, что двести двадцать – это очень много. Но пустынная ровная трасса, под совсем не по-декабрьски тёплым солнцем, будто манила в дорогу, обещая, что дальше всё будет хорошо и просто. То есть правая полоса, левая полоса, посредине разметка, и ровный путь впер1д до самого горизонта и дальше. Я решил перед дорогой наесться поплотнее и съел половину бургера, запив его колой. Просто удивительно, как вчера мне удалось за раз съесть в четыре раза больше, ибо в этот момент я мог поклясться, что уже ни крошки более в меня влезть не может.

Со всех сторон город был окружен полями, которые тянулись, насколько хватало глаз и, наверняка, намного более того. Техас вообще является… являлся лидером сельского хозяйства США и был сплошь покрыт полями и фермами. Эх, видел бы ты, какое там изобилие летом – о проблеме питания можно было бы вообще забыть! Но и в декабре на голых полях то и дело попадались парники. Дорога шла ровно, без ощутимых подъёмов и спусков, и через некоторое время я подобрал удобный ритм езды, так что продвигался вперёд достаточно быстро, но особо не выдыхаясь. Скорость получалась довольно приличная для детского велосипедика, километров 7-10 в час. Правда, очень мешала куртка, набитые карманы которой каждую секунду ударяли меня по бёдрам. Я ехал и ехал вперёд, представляя, как достигну Остина, как найду там бабушкин дом, что скажу ей при встрече. Думал я об этом долго и обстоятельно, во всех подробностях, вплоть до интонаций разговора и разных вариантов ответов на вопросы. Даже пофантазировал, как бабушка поведёт меня в кино, хотя раньше она никогда этого и не делала. Лишь в последнюю очередь мне подумалось о том, как придётся рассказать бабушке о страшных событиях в Абилине, но воображаемая бабушка в ответ очень коротко и негромко всплакнула, а затем начала меня жалеть и лелеять, что было в своём роде приятно. Впрочем, и эти размышления со временем выдохлись, начали повторяться, и в итоге настолько мне наскучили, что я предпочёл глазеть на окружающие унылые просторы.

Пейзаж со всех сторон был совершенно однообразным – коричневый квадратик, зелёный квадратик, снова коричневый квадратик с полиэтиленовыми домиками, и так до бесконечности. Это угнетало, так как начинало казаться, что такая дорога будет продолжаться до бесконечности, увлекая меня в никуда. Знаю, это звучит забавно, будто плохая проза, но у меня, у этого мальчика на пустынном хайвэе было именно такое ощущение, и оно прямо ощутимо давило, пригибая к земле и отнимая все силы. Дети вообще легковерны, осознание тщетности всех усилий и неминуемой погибели принимается ими так же легко, как и вера в Санта Клауса. Нужны были какие-то вехи, ориентиры. Сначала я успокаивал себя тем, что отмечал изменяющееся расположение квадратов полей вокруг и парников на них. Это помогало несколько приглушить отчаяние, но по-настоящему я воспрял духом, когда увидел далеко впереди столб с табличкой. Я так обрадовался, что припустил к нему что было мочи, но вскоре выбился из сил, так что оставшиеся сотни метров проехал гораздо медленнее.