Под тенью Феникса - страница 31

Я без труда нашёл столбик компрессора, который, хоть и был расколот и оплавлен, но всё же уцелел в этом пекле. Но, сколько я ни нажимал на нём всё, что нажималась и не крутил всё, что крутилось, чёртов аппарат так и не ожил. Помню, пробовал даже молиться – без толку, конечно. Ага, нет электричества так хоть от духа святого. А ещё недалеко от компрессора был щит, его взрывом чуть ли не пополам сложило вокруг того столба, на котором он был приделан. И как ты думаешь, что там было написано? Правильно – до Остина двести семнадцать миль. Без велосипеда. Без маленьких островков надежды. Без всего.

Все планы рассыпались в пыль. Сила воли, которую я с таким трудом собирал в кулак, утекала сквозь пальцы и таяла в воздухе. Показалось, что безнадёжность похожа на тот же самый воздух, который нас окружает, только более плотный, непригодный для дыхания и дрожащий мелкой рябью, как бывает от слёз в глазах. Тогда я увидел просто кубические километры этой безнадёжности, которые наползали на меня со всех сторон и сдавливали всё сильнее и сильнее. Не было ни желания, ни стремления что-то делать, куда-то ехать и жить вообще. Я уже вроде как начинал привыкать даже к отчаянию, а потому просто сел на бордюр и стал ждать чего-то, чего обычно ждут, когда ждать нечего. Наверное, смерти. Только я не догадывался об этом, потому что был маленький и свою смерть умел представлять только в виде красивых похорон, когда в процессии идут все знакомые и горько плачут, а ты лежишь себе в гробу и довольно улыбаешься. Так что просто сидел и ждал.

Солнце уже клонилось к закату и начало заметно холодать, но я не делал ничего, чтобы согреться и, кажется, даже не дрожал. Просто принимал в себя прохладу, вроде как постепенно умирая. Сознание затуманилось и расползлось, вроде как в бреду или перед сном, так что я далеко не сразу услышал звук мощного двигателя. И, даже услышав, долго не мог понять, присутствует он на самом деле или всего лишь грезится мне. Но рокот нарастал, и словно по всем законам самых светлых историй к нему добавился короткий гудок. На грузовиках такой особенный гудок стоит, зычный, его ни с чем не спутаешь.

Трак без прицепа (большая кабина, торчащая над ходовой частью), замедляя ход, подрулил к обочине и остановился. Я не видел места водителя, слышал только, как хлопнула дверца, и тут же из-за кабины ко мне подбежал высокий чернокожий человек. Он не был похож на типичного водителя грузовика – толстого увальня в стёганой жилетке поверх клетчатой рубашки и выбивающимися из-под кепки грязными волосами. Это был опрятный негр в джинсах и свитере, походивший скорее на студента среднего достатка. Впрочем, кепка с логотипом грузоперевозочной компании тоже присутствовала – он держал её в руке. Он не пялился на меня, не тянул фальшивую улыбку и не звал, но сразу подбежал, встряхнул меня за плечи, заглянул в глаза и спросил:

– Дружище, ты как, живой?

Я не знал, как лучше ему ответить, к тому же ещё не вышел из своего транса, так что просто молча сидел и таращил глаза. Он ещё пару раз повторил свой вопрос, и, не дождавшись ответа, подхватил меня на руки и понёс к машине. Я совершенно не сопротивлялся. Куда и зачем он меня нёс, уже не имело значения, в душе было только абсолютное безразличие. Кажется, наконец-то мне встретился не плохой человек, но я изо всех сил старался в это не верить, чтобы не искушать судьбу. Не верил, когда он, держа меня одной рукой, исхитрился взобраться на подножку и открыть дверцу пассажирского места. Продолжал не верить, когда он осторожно опустил меня на сиденье и накинул мне на спину какую-то тёплую одежду. И, наконец, поверил, когда мне в руки опустилась крышка от термоса, наполненная горячим чаем.