На третье утро, посмотрев на себя в зеркало, я вдруг заметил, что стал значительно ниже ростом, чем прежде. В другое время и в других обстоятельствах меня это обеспокоило бы, но теперь я даже был рад каким-то изменениям в царстве неизменного. Значит, какой-то процесс пошёл, и вскоре всё должно измениться. Голод отпустил свою хватку, я ощущал пустоту и лёгкость в теле. С водой я мог протянуть очень долго, главное было не сломаться психологически и выдержать страх перед неизвестностью, одиночество и изоляцию.
Прошло десять дней и ночей. Театр оставался всё так же тих и безлюден, как обратная сторона луны, и я слышал только звуки, издаваемые унитазом и текущей в кране водой. Я стал замечать, что с каждым днём становлюсь всё меньше ростом, не говоря уже о сильной худобе. Настал день, когда я перестал видеть себя в зеркале и уже едва дотягивался до крана с водой. Даже унитаз казался мне теперь высоким и недоступным, я едва залезал на него.
С каждым днём я чувствовал себя всё более маленьким и слабым, и однажды, проснувшись утром, я понял, что не смогу уже спрыгнуть с унитаза: я боялся разбиться или покалечиться о пол при падении. Мне оставалось только сидеть на кромке унитаза и пить из слива, теряя последние силы от голода. Я уже давно ходил голым, так как моя одежда стала мне велика и валялась на полу. Став совсем маленьким, я дрожал мелкой дрожью, и теперь все силы уходили только на то, чтобы не упасть в унитаз или не упасть с края унитаза. В первом случае меня могло просто смыть в канализацию, а во втором я разбился бы об пол или стал бы калекой. Иногда я думал о том, что это, возможно, не я стал маленьким, а весь мир стал таким большим и продолжает расти… Всю правду я мог узнать, только лишь освободившись отсюда.
Наконец, настал день, когда я стал размером с блоху. Унитаз казался теперь огромным, а я уже не мог даже дотянуться до воды. Я совсем ослабел и стал уже думать о том, не броситься ли мне в унитаз и не отправиться ли в канализацию. Раз уж всё равно не было никаких надежд выбраться отсюда, то не лучше ли было покончить со всем разом, чем медленно угасать. Как говориться, если боишься смерти, не лучше ли умереть и больше не бояться…
Совсем потеряв надежду, я было уже встал на край унитаза и решил утопиться, как вдруг в коридоре послышались чьи-то шаги. Я захотел вскочить и закричать, но смог только встать на колени и открыть рот: от слабости голоса уже не было, и я лишь хватал воздух ртом, как вытащенная из воды рыба. Ключ в замке повернулся несколько раз, и в туалет вошла уборщица, мисс Хэмпсон. Она казалась мне огромной, словно древняя великанша или статуя Свободы, и я махал ей руками, но мисс Хэмпсон не замечала меня. Более того, она чуть не смела меня с унитаза, задев халатом, но в этот момент ко мне вернулись силы, и я уцепился руками за её халат, повиснув на нём, словно детёныш обезьяны на своей матери.
Как только она закончила уборку и вышла в коридор, я потихоньку спустился с её халата и оказался в коридоре театра. Мисс Хэмпсон вовсю шуровала шваброй, намывая коридор, и я забился в щель, чтобы она меня ненароком не повредила. Теперь я был такой маленький, что меня мог загрызть даже мышонок! Нужно было двигаться осторожно, потому что любой прохожий мог бы меня раздавить. Честно говоря, я не знал, куда идти. Мир казался таким огромным, и теперь у меня не было ключей ни от автомобиля, ни от квартиры.
