– Ты совсем сухая, – заметил он.
Я не ответила. А что мне было ему на это отвечать? Что меня не возбуждают ласки? Что меня вообще ничего не возбуждает? Что я ненормальная, искалеченная? К чему ему это знать? Рано или поздно сам поймёт, а когда поймёт… Не знаю, что сделает. Может быть, избавится, а может, ему и вовсе без разницы, чувствую я что-то или нет. Хотя, как мне показалось, его задело, что я не кончила. Позволяя ему гладить себя, я развела ноги шире.
– А ты, как я смотрю, вошла во вкус, – сипло проговорил он и навалился на меня. Губы его прошлись по моей скуле и коснулись губ. Я приоткрыла рот, впуская его язык. Он ворвался в меня – как всегда напористый, сминающий мою волю. Взял за подбородок и принялся жадно целовать. Больно прикусил нижнюю губу и тут же лизнул. Обхватил мой затылок и сунул язык так глубоко, что я тихо застонала сквозь поцелуй от неожиданности.
– Ты создана для того, чтобы тебя трахать, – бархатным голосом произнёс он и коротко коснулся моих губ своими.
Да, он был прав. Именно для этого я и создана. Ни для чего больше. Хотя мне бы хотелось… Когда-то я мечтала кого-то любить. Мечтала, чтобы кто-то любил меня. Потом – просто быть нужной. А после… после я перестала мечтать, потому что поняла – не сбудется. Никогда не сбудется. Сломанных кукол не любят, сломанные куклы никому не нужны.
Опустившись ниже, он поцеловал меня в шею, в ключицы. Я была благодарна ему за эти скупые ласки, хотя в теле моём они не находили отклика. И всё же омерзения тоже не вызывали. Это было странно и удивительно. Я прислушивалась к себе, к своему телу, пыталась как-то объяснить себе это, но не могла. Со мной что-то происходит… Что-то ненормальное, то, чего раньше никогда не было.
Почувствовав, как язык его касается моей груди, я застыла. Уставилась на наше отражение над кроватью. Мощное тело Алекса почти полностью скрывало меня, и я могла видеть лишь своё лицо. Бледное лицо с тёмными провалами глаз в обрамлении уродских откромсанных прядей. Что во мне такого, что все они хотят меня? Особенно сейчас? Он же – самый натуральный самец. Свиснет, девки сами побегут, но почему-то ему хочется именно меня…
Алекс втянул в рот сосок и, выпустив, подул. Я почувствовала, как руки покрылись мурашками. Было даже приятно. Совсем немного, но всё-таки приятно. Он опять припал к соску ртом. Тронул кончиком языка. Ладонь его скользила по моему бедру – вначале по внешней стороне, потом по внутренней. Согнув мою ногу в колене, он отвёл её в сторону и потрогал пальцами плоть. Мрачно и как-то внимательно посмотрел мне в лицо. Я отвела взгляд.
– Думаю, мы это поправим, – услышала я.
Дотянувшись до тумбочки, Алекс выдвинул первый ящик и достал оттуда какую-то баночку. Свинтил крышку. До меня дошло, что это смазка. Наблюдала за тем, как он откладывает крышку в сторону, как зачерпывает смазку пальцами… Всё-то у него просчитано.
– Как посмотрю, я такая у тебя не первая, – не удержалась я от сарказма.
– Обычно я использую это для других дырочек, – тут же скривил он уголок рта, демонстрируя мне свою ямочку. – Но для моего маленького волчонка…– Пальцы его снова оказались на моей плоти. – Сейчас мы тебя обработаем хорошенько. Давай, раздвинь ножки пошире.
Я подчинилась, согнула в колене вторую ногу и отвела в сторону. Он удовлетворённо хмыкнул и, присев между, проник в меня двумя пальцами, поглаживая при этом коленку. Я сглотнула и облизала губы. Не могла понять его. Происходящее ему явно нравилось – нравилось играть со мной, но в то же время это напоминало какую-то изощрённую заботу. Ведь мог бы сделать всё на сухую, но нет. И снова где-то в глубине души я испытала благодарность. Потому что… Что такое боль во всех её проявлениях я знала очень хорошо, а вот что такое забота – нет. Даже такая извращённая.
