– Да про посуду, бабуля.
– А я что? Я разве чего говорю? Ты молодец, всё сложил, приготовил фронт работ.
– Как же, не говоришь? Три дня! Ни есть-ни спать!
– Да? Я это сказала? А я и не заметила!
– Вот, Ба, ты подумала. Три дня возиться. Грязюку развёл! А я всё слышал. Тут такой кошмар со мной случился, прямо не знаю, что теперь с этим делать. Еле дождался тебя.
– Правда? Как интересно! Ладно, будем разбираться, но сначала приведём в порядок дом. Я сама всё уберу, ты только тяжести бери на себя, магазин, например. А сейчас пока иди, занимайся.
Уже ближе к вечеру Виктор выполз из-за стола страшно голодный, но очень довольный собой. Потянулся, чуть подпрыгнул, чтобы достать до потолка. Не достал, ещё сантиметров двадцать. Раз пять присел, после чего заметил, что в доме тихо. А пока он работал, гремели кастрюли-сковородки, гудел пылесос, нет-нет гавкнет собака, а сейчас тишина. Не убежала ли бабуля в магазин! Это моя работа, тяжести носить. Витька пошёл в кухню. Ой, как вкусно пахнет, бабуля пирог с капустой сотворила!
– Садись, детка, ужинать будем.
– Рано ещё ужинать, ба, пусть это будет обед.
– А мы начнём с обеда по-английски, а закончим поздним ужином по-русски.
– Или ранним завтраком по-японски.
– Японцы уже сейчас завтракают. Давай-ка ешь и потихоньку вводи меня в курс дела.
И Витька рассказал бабуле всё по-порядку, начиная от замерзавшего старика-Максима и до этой минуты, когда он наконец-то по-человечески ужинает в чистенькой кухне с человеком, которого любит больше всех на свете. Они несколько раз проверили Витькины возможности. Бабушка думала, а внук читал её мысль. Блестящий результат сначала озадачил обоих, потом рассмешил и, наконец, настроил весёлую парочку на серьёзный лад.
– Ба, а что, если отдать сушку деду? Пусть в покер играет со своими картёжниками. Разденет их, бандитов, будут знать, как жульничать с дедулей моим.
– Ни-ког-да! Ни за что твой дед не станет пользоваться нечестной игрой. Да он и не сможет. Надо же в глаза партнёрам смотреть, а картёжники взгляды прячут, когда блефуют. Ты даже не заикайся ему про это. Я вот не смогла с ним жить, с картёжником, смолоду сбежала с двумя детьми. Он свой талант променял на карточный стол. Не хватало ещё этот твой волшебный дар потратить не поймёшь на что.
Бабушка долго ещё продолжала ругать несчастного деда-картёжника, потом попросила принести записку, захотелось ей посмотреть, разглядеть её как следует.
– Где, говоришь, она была?
Они пошли смотреть, где висела сушка. Не успели открыть дверь, как к ногам упал пакетик. Виктор поднял, в нём лежала скрученная бумажка. Опять записка. Переглянулись многозначительно, закрыли дверь, Витька распечатал записку, читает:
«Имейте в виду, употреблять алкоголь следует с осторожностью. Можете навредить здоровью и потерять дар».
Евгения Михайловна, так зовут Витькину бабушку, строго смотрит на записку, на Виктора, зачем-то заглянула в дверной глазок, говорит:
– Иди гулять с Багирой, зайди к спасённому Максиму. Скажи, что просто так зашёл, узнать, как дела, как самочувствие. Позови погулять с псами. Наша без течки, животные спокойно походят. Спроси, не он ли тебе записку принёс. А ты из него, если признается, всё, что сможешь, вытряси. Про свои способности – держи язык за зубами. Прогуляйся мимо магазина, хлеба возьми, у нас мало осталось. Всё. Идите.
«НАКОНЕЦ-ТО. МНЕ ДАВНО КАКАТЬ ПОРА.» – Это уже собака думает, а Витька захохотал.
