Храм выглядел заброшенным только снаружи. Внутри его славно отреставрировали, возвели новые стены, расставили обогревающие экраны и огненные чаши.
Внешнее кольцо служило театральным фойе. Тут сновали с подносами шустрые слуги, предлагая напитки и закуски. Разодетые гости бродили от одной шумной кучки к другой, приветствуя знакомых и обсуждая ужас поспешной эвакуации.
Отовсюду звучало «ох, я так перепугалась», «я так спешила, что позабыла…», «только сегодня мне доставили мою малышку…», «а мои платья… все платья… представляете, мне пришлось прийти в этом кошмаре».
Я скривилась. Чертова ярмарка тщеславия. Все ненатуральное, показное… Будто каждый сатарец сам пришел сюда в маске и старательно отыгрывал роль.
Впрочем, я была ничуть не лучше их.
– Иди в зал, Гала. Вот наши места, – прошептал Габриэл на ухо, сунул в руку приглашение и забрал мою мантию.
Заботливый жест оказался лишь поводом. Отправив сестру в герцогскую ложу, сам тэр Кворг поскакал уделять внимание прочим козочкам. Винторогим, принаряженным и обмазанным косметическими чарами.
С идиотским возгласом возмущения я узнала Сиеллу Ротглиф. Рыжая хэсса манила Габа откровенной улыбкой, и он плыл, плыл в ее цепкие лапки послушной «крупной рыбой».
Судак отмороженный!
Рядом с Сиеллой стояла незнакомая блондинка. Увидев герцога, она искристо рассмеялась и поставила штампик-поцелуй на покрытой щетиной щеке. То ли Катрисса, то ли Мирана, то ли еще какая соблазнительная нечисть.
Какая фамильярность… При живой-то мне.
Шмыгнув Галлеиным носом, вздернутым совершенно по делу, я тряхнула плечами и вошла в центральную залу.
На месте алтаря располагалась небольшая круглая сцена. Декорации изображали заснеженный лес: хрустальные сосульки, блестящий тюль на «сугробах», черные палки стволов…
Прислужник в белой ливрее взял у меня приглашение и молча проводил в ложу справа от сцены. Помимо моего тут имелись еще три свободных стула, выходит, у нас с Габом будут соседи.
Глупая, глупая Лиза… Не соседи – соседки.
Едва под храмовым сводом разлетелся мелодичный звон, из-за шторок вынырнул мой благоверный. С двумя хэссами под ручку. Габ уселся справа от меня, Мирано-Катрисса – слева. А Сиелла устроилась рядом с герцогом у самого края.
И как он так лихо подгадал? Чтобы и сестру в свет вывести, и свои естественные потребности утолить?
Свет погас, погрузив зрителей в томный полумрак сценического действа. На алтарный помост вышли артисты: старик в длинном балахоне, девушка в золотом платье, человек в костюме желтой птицы…
Но я с первой секунды потеряла интерес к постановке. Потому как в нашей ложе с наступлением темноты тоже развернулось «действо»! На правом герцогском колене появилась белая дамская ручка. Она страстно сжала ткань брюк и бесстыдно поползла выше.
– Отпусти меня, злодей! – громко закричала «птица», и я перевела взгляд на сцену. Путаясь в иллюзорных сетях, актриса пыталась расправить крылья, но старик крепко держал веревки. – Я должна принести людям любовь, они ждут моего правления…
– Спи! – густо велел темный маг, и птица успокоилась.
Из кристалла над сценой повалил снег, помощники в черных ливреях укрыли актрису белым саваном. К алтарю вышла женщина в серебряной короне и длинном плаще. Она рассыпала из рукавов белые жемчужины, и те вырастали на полу сосульчатыми кораллами.
– Нравится постановка? – наклонился ко мне Габриэл.
– Нравилась бы больше… если бы ты не ставил меня в неловкое положение… – прохрипела я в пустоту, напряженно сжимая челюсть.
