Ректор строго настрого запретил пока что говорить о том, что я из другого мира, а на все вопросы отвечать, что мол так и так, я из глухого городка Утраксса, который затерялся где-то в горах на востоке Королевства и ничем кроме угольных шахт и помета гарпий, живущих в этих самых горах, неинтересен.
В общем, дерьмо этих самых гарпий, которое экспортировалось в качестве удобрения на фермы, было важнее самого места, где они его производили.
А с братцев-котиков Андриан так вообще какую-то магическую клятву стребовал под угрозой отчисления и ректорских кар. В общем, пользовался служебным положением как мог.
Так что на вопросы однокурсников я бодро отрапортовала, что просто опоздала на вступительные экзамены. Добиралась перекладными улитками, спешила как могла, но в итоге все равно опоздала. Да-да, на целых полтора месяца. Вот такая вот глушь эта Утраксса. Но спасибо добренькому ректору, который разглядел самородок в моем лице - буквально золото! - и принял-таки меня в Академию.
Ага, прямо в кровати и принял…
Последнее я добавлять не стала, понятно. Но много чего подумала, понадеявшись, что Адриан в этот момент тоже меня вспоминает, прихлебывая воду из высокого хрустального бокала с золотой каемочкой и приговаривая: “Икота-икота, перейди на Федота…”
Почему в таком платье?..
Ну так в Утракссе каждая вторая гарпия в таком ходит! А что, разве в столицу эта мода еще не дошла? Ну и дыра тут у вас!..
После всего пережитого я была уверена, что засну едва приняв горизонтальное положение. Но в итоге ворочалась в кровати добрых два часа. Мне все чудились чьи-то голоса, которые неразборчиво шептались вокруг, а где-то высоко над головой будто звучала мелодия. Одновременно простая и вычурная, будто игра на арфе.
Где-то в районе сердца щемило. Хотя поверить в то, что я и в самом деле попала сюда навсегда и больше не вернулась на Землю, я не могла.
А вот скучала ли я по родным?.. Не знаю. В свидетельстве о рождении в графе “отец” стоял одинокий прочерк и мать не упускала случая напомнить мне, как поднимала меня совсем одна. Хотя я прекрасно знала, что первые три года я провела в деревне у бабушки. А когда мне было восемь, мама вышла замуж, а спустя два года родила младшего брата.
Следующие семь лет я была за няньку, повариху и уборщицу. И без конца выслушивала упреки в том, какая я неблагодарная и как это “Не хочу в пятнадцать лет две недели сидеть с пятилетним братом, пока они с отчимом съездят на море?!” Упырица и неблагодарная тварь, а не дочь.
Единственным человеком, который искренне заботился обо мне и любил просто так, без всяких условий, была как раз бабушка. Но она жила в далекой глухой деревне, в которую меня отвозили лишь на лето. Пять лет назад бабули не стало…
Надо ли говорить, что в семнадцать, стоило закончить школу, я сбежала к своей мечте - в столицу, поступать в театральный.
Конечно же, в семье меня подняли на смех. Конечно, я не поступила.
Нет, я даже дошла до третьего тура во Мхате, на котором мне и сказали, что я “сильная, но маленькая, приходите через год”. Тогда я еще не знала, что любят принимать постарше: девятнадцать-двадцать лет.
Обратно я не поехала. Еще два года бегала по подработкам, спала по три часа в сутки и без конца репетировала басни-монологи-прозу и стихи. Знакомилась с изнанкой творческого мира, узнала, что басни нужны только Крылова, а монологи из пьес не подходят. Что экзаменаторов тошнит от “Баллады о прокуренном вагоне”, но любят Хармса и Толстого. А удивить можно только резкой сменой образа от драмы до юмора, но точно не юбкой-трусами или бальным платьем.
