Вроде, полегчало, когда поставил все на места. Елагин вздохнул, сел на стуле удобней. И начал сначала. Эти, которые «вокруг конюшни» – номер один. Которые вокруг Левы – номер два. А номер три – красная шапочка…
Дверь палаты открылась, вышла женщина в халате, покосилась на капитана и сказала:
– Недолго, если к Комаровой. Вы к Комаровой?..
Он изобразил нечто полуутвердительное.
– А кто?.. Муж?..
Наверно, она решила, что муж, поскольку капитан молчал, и принялась объяснять:
– У нее сотрясение, не очень сильное, но пока не загружайте ее ничем, не волнуйте. Говорить недолго. Могли бы и с тещей прийти, она с утра была. Только больную тревожите.
Елагин кивнул, и врач пошла по коридору.
В палате, кроме секретарши, были еще две женщины. Она лежала у двери, а те – под окнами, у противоположной стены. Одна спала, другая читала. Покосилась и снова уткнулась в книгу.
– Это вы-ы? – протянула секретарша.
Капитану показалось, что она разочарована. Но, возможно, только показалось.
– Так ваша фамилия Комарова? – спросил он, покосившись, на всякий случай, на ее соседок.
Те на фамилию не среагировали. Значит, точно, она.
– А вы не знали?
– Не знал. Вы ведь мою тоже, наверно, не знаете.
– Знаю, – сказала секретарша.
– Ну и как?
– Капитан Диего Бравый.
– Правильно, – удивился капитан. – Ну вам-то по должности положено знать, с кем шеф дружбу водит. Не удивительно.
– А вам – тем более. У вас в милиции фамилии всех преступников наперед известны. Правильно?
– А я не в милиции, – сказал капитан. – И вы не преступник.
– Почему вы так решили? – спросила она.
– Что?
– Что я не преступник.
Он серьезно на нее посмотрел и так же серьезно произнес:
– Это меня сейчас не интересует. Я зашел узнать… ну, проведать вас. Как себя чувствуете?
Она поморщилась:
– Голова болит. Вас что… Лев Михалыч прислал?
Капитан с трудом сообразил, что речь идет о Леве.
– Нет, – сказал он. – Какой Лев. Михалыч. Я сам…
– А откуда вы тогда узнали, что я здесь?..
Она что же, ничего не помнит?.. Ай-я-яй, подумал Елагин. Внимательней надо. Или, может, помнит, да виду не подает?.. И отшутился:
– У нас в милиции все фамилии наперед известны.
– А серьезно? – настаивала секретарша.
– Лев Михалыч сказал.
– Ну вот, видите.
И снова капитану показалось, что она разочарована. Он внимательно следил за ее глазами, но ни малейшего сомнения или подозрения не заметил. Только немного огорчилась. Выходит, ничего про Леву не знает.
– Он еще просил передать вам… – Елагин помедлил, не без колебаний пускаясь вновь в плавание наугад. – Попросить, точнее… чтобы вы вспомнили как следует… должен был зайти вчера в офис один человек, такой… забыл я, как его зовут… он в красной бейсболке вчера был.
– А, вы про Голубца, что ли?.. – спокойно спросила она. – Дурацкая шапочка. Он часто в ней ходит. Наездником себе воображает. Любитель лошадей. Нет, вчера он не был. Не знаю, я плохо помню. Но, по-моему, вчера не заходил.
– А что вы помните? – тоже почти равнодушным голосом спросил Елагин, у которого аж внутри от неожиданности трепыхнулось: Голубец!..
Сразу связалось одно с другим: Симанский, искавший этого Голубца, Лева, Сорока… Даже вытрезвитель. И все это через ипподром. Стараясь неосторожной эмоцией не отвлечь секретаршу, он изо всех сил делал равнодушный вид.
Она подумала, пожала плечами:
– Не помню… Почти ничего. Здесь говорят, это восстановится. Напрягаться не советуют, я и не напрягаюсь. Так, вроде, быстрей вспомню, какая машина наехала. Может, знакомая. Да и вообще что я там делала. Даже это как в тумане.
