Мужик оторвался от свертка и поднял лицо к женщине, подавшей его. Та все это время со снисходительной улыбкой наблюдала за ним. Они о чем-то заговорили, и Санька присела, чтобы ненароком не выдать своего присутствия и неблагородного занятия.
«Так-так-так, – рассуждала Санька, сидя под окном. – Видать, хозяин-таки успел. Привез повитуху из города. Ну, и Слава Тебе, Господи! Хоть еще этих-то грехов не взяли на душу. Спасибо Тебе, Господи!», – и мелко закрестившись, Санька выбралась из палисадника, обошла дом так, чтобы ее не было видно из окна, в которое она только что заглядывала, и побежала к лесу. Так хотелось Нютку обрадовать. Ну, хоть немного.
Вдруг Санька резко повернула вдоль улицы, в сторону злополучной избы на два окошка возле трех берез, росших из одного корня. Зачем она это сделала, Санька ни тогда, ни после, не могла объяснить даже самой себе. Как в тумане пробежав почти полдороги, она остановилась, словно очнулась: «Куда это я? Зачем? Не дай Бог увидят…». Но глубоко внутри вкрадчивый голос нашептывал: «А вдруг Пименовна… уже дома? Сидит себе, шерсть сматывает да посмеивается над вами? А вы от людей прячетесь, как оборотни…». И этот голос манил ее… манил туда, в дом, рядом с которым росли три березы из одного корня…
Вдруг что-то черное на ровном зеленом царапнуло глаза. Санька остановилась. Сердце, то ли от страха, то ли от неожиданности, заколотилось так, будто встретила живого свидетеля их нечаянного преступления. Она медленно осмотрелась. Нет. Никого. У дороги на зеленой обочине лежал короб Пименовны. Похолодевшими руками Санька подняла короб, снова огляделась и, как сумасшедшая, понеслась в сторону леса, где ее ждала Нюта.
«Вот еще только этого не хватало… Еще Нютка давай, запропастись куда-нибудь и полным-полна коробушка нежданных напастей… Куда ее понесла нелегкая? Ведь говорила же: «Сиди здесь, никуда не ходи, жди меня». Нет!.. Ищи ее теперь … М-м-м-ы-х-х!.. И не позвать даже… ».
Санька металась взглядом по кустам, зарослям травы, потемневшим пням, надеясь углядеть Нюткину засаду, и мысленно ругала подружку за то, что та так добротно спряталась. В сердцах она плюхнулась на ближайший пень и грохнула оземь свою находку.
– Ой! Ты чего? – вылезла заспанная Нюта из-под огромного лопуха, росшего неподалеку.
– Это ты «чего?», – хотела расшуметься Санька, да передумала. Ну, чем она, дурочка, виновата, что заснула? Да и не след себя обнаруживать.
– Заснула, – вяло оправдывалась Нютка, – сама не помню, как. Это что у тебя?
– Короб Пименовны!.. Прямо на дороге валялся. Я его подобрала, чтобы в глаза не отсвечивал…
– А там что?
– Не знаю, не заглядывала.
– Так давай заглянем?..
Узелок со стиранными тряпицами.., щипцы какие-то чудные.., бутылочки со снадобьями, пучок сухой травы с терпким, горьким запахом… Кажется, все содержимое короба перекочевало на пенек. Остался на дне темный цветастый платок, завязанный в узел. Санька достала его, положила на колени и развязала. Нюта, затаив дыхание, наблюдала.
Осторожно расправив концы платка, Санька замерла. В узелке оказались небольшая иконка и прозрачный камень, оплетенный желтой металлической проволокой, закрепленной на толстом колечке. Иконка Богородицы была необычной. Никогда еще не доводилось девочкам видеть такую. Младенец на всех виденных ими иконах был степенный, смирный. А этот будто прыгал на руках у Матери, резвился. Санька с Нютой переглянулись и невольно заулыбались.
