Я продолжал всё ещё лежать на земле, пока остальные дожидались его ухода. Суетливые и облегченные, могли, наконец, расслабиться и подойти. Если не делом, то хотя бы словом в поддержку помочь. Ну да… Ни одна сволочь даже не шелохнулась на помощь. Большинству было откровенно насрать. «Не моя проблема», «Сам виноват». Максимум их помощи – издали молча сопереживать чужому горю. Плевать я хотел на их жалость и сострадание. Лицемерство, за которое ничего не купишь. Только ложку говна за щёку навернёшь. День… не задался… с утра.
Все их взгляды очень похожие. Отчасти такие же омерзительные и недовольные. Полны блевотного отвращения. Завсегдатые насмешки и обидные слова – ранят похлеще телесного изнеможения. Мне не хотелось подниматься. Я в сотый раз хотел умереть… Увы, но этот день запомнится надолго. Всегда буду с не хотой его… вспоминать.
* * *
Первую половину дня я так нигде и не появился. Шлялся в округе. Страдал хернёй. Пытался оправдать жалость от самого себя.
Настроение откровенно… дерьмовое. Его изничтожили в прах подобно растоптанной букашке, не имеющей ни силы слова, ни возможности за себя постоять. Нигде в округе не было места, где уют граничил бы с возможностью скрыться от чужих глаз. Везде был кто-то, кто хоть… вскользь напоминал о своём присутствии. Всюду молча гонимый, плёлся… хрен знает куда.
В основном мой путь пролегал близ местного сада, иногда проходя мимо роскошных деревьев и мелких цветов. Я всегда от безысходности огибал школу, но… никогда не выходил за пределы восточных ворот. Вот никогда. За всю учёбу не дальше окрестностей того же стадиона, но дальше вглубь – никогда. Честно, не знаю. Наверное, меня в первую очередь напрягал бурелом. Едва заканчивалась калитка, как повально начинали лезть в лицо ветви угрюмых деревьев. Это не та, «дикая» часть леса возле клиники. Нет. Это полностью одичалая, необработанная земля без каких-либо вмешательств. Удивительным кажется то, что она до сих пор сохранила своё место. Закуток, который не должен без влаги существовать, прекрасно живёт. Уж не знаю там, какими подводными водами он питается, но с его стороны всегда тянет некой… сыростью. Частично валяются деревья. Гниют. Чем дальше, тем гуще становится концентрация мха и гнили. Дальше ворот, нет нигде больше, ни единой тропинки. Люди проходят мимо. Прохожу так же и я.
Тишина и умиротворенность способствует мнимому успокоению напрасно. Я честно старался поскорее выкинуть всю муть из головы. Парочку раз, мне почти удалось сбежать обратно домой через парк, но его уродское лицо мигом сплывало перед глазами, живо возвращая обратно. Мои мучения длились до самого обеда.
Большая часть никчёмных уроков закончилась. На улицу повально хлынула огроменная толпа людей в надежде занять местечко поуютнее гранита под жопой. Уж лучше в не зоны досягаемости учителей и прочих тюремщиков свободы, чем наоборот. Так на обеде можно схлопотать порцию увеселительных заданий по перетаскиванию инвентаря и прочей лабуды. Лучшим выбором как всегда будет поскорее смыться. Отдуваться придётся самым покорным и неторопливым.
Свободного пространства с каждой секундой становится гораздо меньше. Кишащие повсюду никчёмные людишки, в мгновении ока заполонили ключевые места и стоянки отдыха. Наплевательское пренебрежение окружающей средой, зачастую оправдывалось гнетущей атмосферой внутри. В основном же… просто ублюдский характер и конченые манеры. Таких как они – много. Таких, как я уродов – ровно… один.
