В этот момент за окном послышался топот лошадиных копыт и скрип карет. В мгновение ока Мета оказалась на ногах.
– Одевайся! – Она принялась торопливо натягивать на себя сорочку, не смущаясь его присутствия. – Одевайся, одевайся!
Она скользнула в платье и, извиваясь змеёй, натянула его на себя и повернулась спиной к Филю.
– Застегни!
Он быстро, как мог, застегнул её пуговицы. Мета схватила фату и кинулась к зеркалу, висевшему на стене напротив постели. Филь спешно принялся одеваться сам.
Когда они вышли на улицу, обитатели поместья уже выстроились рядами перед господским домом, готовые принимать гостей. Заметив детей, господин Хозек стал делать зловещие знаки лицом и руками, что им следует поторапливаться.
Филь всучил брошь Габриэль, которая прицепила её к рукаву и сразу подобрела. Стоя рядом с ней, Ян подмигнул другу.
– Не бойся, – прошептала румяная, как маков цвет, Мета, занимая своё место. – Отец, без сомнения, вычислит, что произошло, но тебе ничего не грозит. Он в целом отлично к тебе относится, частенько даже ставит нас ниже тебя. Ян – не уверена, однако это уже твоя забота…
Они вот-вот должны были официально сделаться мужем и женой, и Филю было плевать на эти расстановки сил. И тут из карет полезли важные чины и вельможи Империи.
Первым на землю господина Хозека ступил Флав. Он был одет в голубой камзол с кружавчиками и белые чулки на обутых в чёрные туфли толстых ногах. На его голове красовалась сдвинутая на затылок треуголка с густым плюмажем.
Следом за ним показалась Руфина в бирюзовом платье и раскидистой шляпе. С ней была Бренда, знакомая Филю нянька из Катаоки, и двое детей: трёхлетняя Амальфея, коей Флав дал имя козы, вскормившей Зевса, и круглый годовалый Флэвор, только научившийся ходить.
– Где тут у вас вино? – спросил Флав вместо приветствия и, следуя указанию господина Хозека, направился к длинному, уставленному кувшинами столу.
Его дети огляделись и, взявшись за руки, задали стрекача к роще. Флэвор то и дело падал. Амальфея, хохоча, его поднимала. Бренда неотступно следовала за ними. Руфина присоединилась к своему мужу.
Остроносый, остроглазый и совершенно седой Ментор Эрке, надзирающий за законом, был следующим. Узнав Филя, он подмигнул ему и последовал за императором. За Эрке на землю ступил бледный, с плотно сжатым ртом и властными тяжёлыми складками худых щёк, тщательно выбритый комиссар имперской гражданской стражи в компании сухой, как доска, жены.
Филь обратил внимание, как при появлении этого господина – первого из длинного списка вельмож, знакомых ему только по имени и внешности, – Хозеки подобрались, сдвинувшись плечом к плечу, готовые кинуться и затоптать чужака. И Филь сообразил, почему на свадьбу молодых пожаловало одно вельможное старичьё: у господина Хозека была репутация злого на язык человека, которого не выносила вся Империя.
Последний, с кем юноша был знаком, оказался Луи Конти, возглавлявший Ведомство Пошлин и Податей, заносчивый, по слухам, аристократ с поколениями предков и тяжёлой историей инбридинга, с безвольным подбородком и страстью к молоденьким горничным и лакеям без разбору.
Неутомимо улыбавшийся всем подряд господин Хозек поймал краем глаза выражение лица Филя и, склонившись к нему, пробормотал:
– Терпи, юный друг! Древние греки называли людей, не желавших участвовать в политике, идиотами. Это слово пошло именно оттуда.
