– Думаешь, я не вижу, какие нынче студенты у нас в институте? – продолжал Алексей Иванович. – Тупые, ленивые, безразличные к людям, к будущей профессии. У меня от одного взгляда на эту ораву, тупо уткнувшуюся в свои мобильники перед лекцией, кровь в жилах сворачивается. Я перед ними разоряюсь, рассказываю про методы хирургической коррекции врождённых и приобретённых пороков сердца, а они сидят, шушукаются между собой или опять же играют в электронные игрушки под партой, пропуская мимо ушей всё, что я говорю. Мне после таких лекций хочется напиться и забыться. Думаю: и ЭТИМ мы собираемся дать право лечить людей?.. И вдруг – горящие любопытством и жаждой знаний глаза вот этого парня, Машенька. И вопросы после лекции не то, что по теме, далеко выходящие за тему лекции. И ведь пристал как банный лист: «профессор, а можно вас спросить? Профессор, объясните пожалуйста». Ах, Глебушка, с какой же радостью я был готов тебе объяснять всё на свете, потому что ты слушал и слышал меня, вникал, понимал, перерабатывал внутри себя эти знания. Ты для меня, Глеб, оказался глотком чистого воздуха в затхлой среде лекционной аудитории. И спасибо тебе за это! Учись, друг мой, из тебя выйдет толк, я точно знаю, можешь мне поверить.
– Ох, Алексей Иванович, вы меня так расхвалили, что даже неловко, – смутился Глеб, чувствуя, как щёки заливает румянец.
– Действительно, Алексей Иваныч, не смущай парня, – вмешалась Мария Михайловна. – В конце концов вы сюда не болтать приехали, а отдыхать. И статью свою вы потом обсуждать будете. Пусть лучше Глеб сходит на озеро искупается. Жара ведь какая. А Зоя его проводит, покажет дорогу на озеро, а может и сама искупается. Да, Зайка?
Молчавшая весь разговор Зойка сунула в рот очередную ягоду, вылезла из-за куста малины и нахмурилась, даже не пытаясь скрыть своё недовольство предложением матери.
– Ну, Зоя, будь другом, – попросил отец, и девочка сдалась.
– Ладно, Склифосовский, пошли, – смилостивилась девица и направилась в сторону ворот.
Глеб был рад искупаться в этот знойный июльский день. Да и выслушивать дифирамбы в свою честь было непривычно и неуютно. Но и общество этой тринадцатилетней колючки не привлекало совсем. Он встал, одарив хозяев дачи благодарной улыбкой, и пошёл вслед за Зойкой.
Нагрузив гостя пакетом с полотенцами и подстилкой, Зоя бодро шагала по пыльной дороге между дачными участками.
– Пошли через поле, – заявила она, не оборачиваясь, – так короче будет.
Свернули на тропинку, ведущую в поле, заросшее диким травостоем. Трава была девочке по пояс. Знойный воздух дрожал и колыхался над пёстрым цветастым ковром. К сладким запахам цветов примешивался горьковатый аромат полыни. Над цветами деловито жужжали пчёлы, порхали бабочки. Высоко в выбеленном жарой небе заливался жаворонок.
Вдруг девочка резко остановилась и повернулась, так, что Глеб чуть не налетел на неё:
– Слышь, Склифосовский, ты зачем к нам припёрся на дачу? – спросила Зоя, зыркнув на него из-под нахмуренных бровей. Глеб растерялся. Не готов он был к столь откровенному проявлению неприязни со стороны юной хозяйки.
– Алексей Иваныч сказал же, чтобы статью с ним начать писать.
– Да плевать я хотела на вашу статью, – заявила Зойка, прожигая Глеба взглядом. – Отец обещал пойти со мной на рыбалку, а тут ты припёрся.
– Так давай вместе пойдём на рыбалку. Я правда удочку в руках ни разу не держал. Но ты ведь меня научишь? – дружелюбно улыбнулся Глеб.
