и смотрели, как искусно маневрировали лодки в сулойном
12 море. Один из нас заговорил о жизни на борту этих парусных суденышек. Он несколько лет проработал рыбаком как раз здесь, на Средиземном море.
– Они так могут плавать на все сто, но заработок у них грошовый.
И Эрик торопливо спросил, в его остром личике дрожала нервная горячность:
– Но работа, наверно, тоже тяжела на все сто?
– А?
– Я говорю, тяжело поднимать из моря сеть или невод в плохую погоду?
– Вовсе нет! Эта работа для лентяев. Кто угодно с ней справится, если есть небольшой навык…
Эрик настойчиво и умоляюще посмотрел на него:
– Ты думаешь, я тоже?
Как уже было сказано, Эрик удивил нас на какое-то мгновение этим странным вопросом. У нас не было принято обсуждать наши способности. И матрос, который когда-то рыбачил на Средиземном море, равнодушно ответил, не пытаясь узнать нового человека поближе:
– Естественно, почему бы и ты не смог, как все другие!
Эрик поспешил спрятаться в своем хрупком убежище – покорном пожатии плечами – и уклончиво ответил:
– Мне просто пришло на ум спросить, когда я увидел, как они идут. Работа на таких ореховых скорлупках совсем не кажется легкой!
В этом коротком рейсе вдоль европейского побережья мы постепенно поняли, что, собственно говоря, для Эрика не существовало легкой работы. Но он все-таки работал, он упрямо был с нами. Пароход «Танни» медленно пробивал себе путь через волны, и каждый день этот больной матрос с неутомимой энергией выполнял работу, возложенную на него на борту судна. Иногда кто-нибудь замечал, что боцман стоит и украдкой разглядывает его. И однажды, будучи в таком настроении, он сказал:
– Не знаю, встречал ли я когда-нибудь такого парня, как этот матрос.
А Джонни сказал, как обычно надменно и равнодушно:
– Он всего лишь глуп и упрям, ничего особенного.
– Может, он и глуп, но он и боится к тому же.
– Боится? Нет, не думаю. Никто из нас не замечал в нем ничего подобного!
Боцман обнял ладонью свой тяжелый бородатый подбородок. Он был самым старым на борту и привык командовать нами на работе.
