Подменыш - страница 8



Когда ближе к ночи открылась дверь в спальню, Перл крепко закрыла глаза.

– Уокер, – сказала она, – я увидела Томаса перед этим в холле и подумала, что это ты.

Мужская фигура приблизилась и нависла над ней. Перл подняла руку и коснулась гладкой кожи груди.

Она услышала голос Уокера:

– Разница между Томасом и мной в том, что он не нуждается в женщинах.

Такое замечание не принесло Перл ощущения, что с ней намерены считаться. Она не хотела, чтобы хоть кто-то из них в ней нуждался. На острове была дюжина детей, или около того, и пять взрослых. Томас, Уокер, Мириам и Шелли – они составляли семью. И был еще Линкольн, муж Шелли. Когда-то он был ее учителем в колледже. Судя по тому, что о них говорили, Шелли его похитила.

Перл полагала, что ее в каком-то смысле тоже похитили. В этой семье, несомненно, все делалось не как у людей. Малыш Шелли был всего на несколько дней старше Сэма. Его назвали Трэкером[5], что казалось Перл довольно нелепым именем, хотя она считала, что Шелли таким образом хотела польстить Уокеру[6]. Шелли уехала из дома в школу и вернулась с мужем и ребенком. Линкольн был напыщенным типом, начинавшим сопеть всякий раз, как считал, что высказал веский довод в разговоре. Чем именно жил Линкольн, оставалось неясным, но одно про него можно было сказать наверняка: он взрослый. Перл никогда не могла определиться, следует ей относить себя к детям или взрослым. Вершки или корешки, если так можно выразиться.

Перл отпила свой джин.

Она проводила с детьми большую часть времени. Они всегда выискивали ее и наперебой говорили ей что-то. Перл чувствовала, что они склоняют ее к пьянству. Но это было в порядке вещей. Они ведь были детьми. На самом деле они ей нравились. Что заставило ее покинуть остров, отчего она почувствовала, что не выживет там больше ни дня, так это Томас.

Перл не хотела, чтобы ее маленький Сэм подвергался влиянию человека, способного сломать детский разум, словно веточку. Она винила Томаса в том, что случилось с Джонни. Никому другому, похоже, не приходило это в голову, но Перл не сомневалась в его причастности. Джонни был чувствительным ребенком, и Томас с ним переусердствовал. Томас считал Джонни талантливым и вознамерился развить его таланты. Что любил Джонни – это персики, ракеты из бутылок и сидеть на табуретке на кухне и помогать своей маме, Мириам, печь пирожки. Он был милым мальчуганом, мечтательным и впечатлительным, но с простыми потребностями. Он не смог освоить весь тот хлам, что Томас обрушил на его голову.

Джонни было шесть лет, но когда Перл последний раз зашла к нему в комнату и взглянула на кровать, она увидела вовсе не шестилетнего мальчика, а белую массу, напоминавшую поднявшееся тесто, в которое всунули лицо на сотый день после закваски.

Когда Перл последний раз зашла в его комнату, она увидела муравьев. Сотни муравьев маршировали стройными рядами. Мириам тоже их видела. Мириам сказала, что причин для тревоги нет. Разве к Мидасу в детстве не приходили муравьи, кладя ему в рот пшеничные зерна? Разве насекомые не слетались к Платону в младенчестве, садясь ему на губы и тем самым признавая в нем великого оратора? Перл покрылась потом. Перл не знала, что сказать.

Джонни начал умирать – или как еще это назвать – два месяца назад, в августе. В августе родился Сэм. И тогда же, в августе, отмечали день рождения. Дети всегда празднуют свои дни рождения вместе. На дне рождения Джонни объявил, что чувствует себя обитаемым. В нем обитают сотни. В его теле были клетки – и все сильнее, чем он сам. Он не мог обеспечить им порядок. Он не мог обеспечить им довольство. Посреди застолья Джонни ушел, лег в свою постель и больше не вставал. Он лежал, спрятав лицо в подушку, и его бедное тельце было словно семейное кладбище, на котором покоились несколько поколений предков.