«Я не изменю не единой ноты, – ответил возмущенный композитор. – Я напечатаю партитуру в том самом виде, в каком она находится сейчас!» Точнее, Чайковский сделал в партитуре лишь одно изменение: он вычеркнул посвящение Рубинштейну и вписал вместо него пианиста Ханса фон Бюлова, с которым недавно познакомился. Бюлов, гигант немецкой музыкальной сцены, был женат на Козиме – высокой угловатой дочери Франца Листа. Позднее Козима ушла от него к Рихарду Вагнеру. Сам же Бюлов дирижировал премьерами величайших опер Вагнера – «Тристан и Изольда» и «Нюрнбергские мейстерзингеры». Получив посвящение, Бюлов написал Чайковскому восторженное письмо с невероятными похвалами его таланту.
Бюлов уехал в турне по США, и премьера концерта Чайковского состоялась 25 октября 1875 года в Бостоне. К этому времени сыгрались только четыре первых скрипки, а звучание остального оркестра можно было в лучшем случае назвать неоднородным. «Наверное, они недолго репетировали, – писал после премьеры американский композитор Джордж Уайтфилд Чедуик[4], – и потому в середине первой части тромбоны при “tutti” вступили невовремя, после чего Бюлов совершенно явственно пропел: “А медные могут идти ко всем чертям”». Один из «бостонских мудрецов» (цит. по: Concert Bulletin of the Boston Symphony Orchestra, 70>th Season, Boston, 1950) заявил в своем обзоре, что концерту едва ли суждено стать классическим, но он имел успех у публики, тем более после того, как через месяц его исполнили в менее пуританском Нью-Йорке. В целом Бюлов исполнил это произведение на 139 из 172 своих выступлений в Америке. Играл концерт и Антон Рубинштейн, пламенный темноволосый виртуоз с толстыми пальцами, который был основателем не только Петербургской консерватории, но и всей русской романтической фортепианной школы. Даже его бледный и более суровый брат Николай в конце концов смягчился и много раз играл этот концерт. Более того, Чайковский пошел с ним на мировую и посвятил Николаю свой Второй фортепианный концерт, но пианист умер прежде, чем успел его сыграть. Вместо Николая этот концерт впервые исполнила вместе с Нью-Йоркским филармоническим оркестром родившаяся в Англии пианистка Мэдлин Шиллер. Было это в 1881 году, тоже в США.
Чайковский был удивлен тем, что его работу более тепло встречали в Соединенных Штатах, нежели в собственной стране. В 1891 году Чайковский, который к тому времени стал всемирно известным музыкантом и уже давно не занимался преподавательской деятельностью, охотно принял приглашение участвовать в открытии недавно построенного Carnegie Hall. «Оказывается, что я в Америке вдесятеро известнее, чем в Европе», – писал Чайковский из Нью-Йорка своему племяннику Владимиру Давыдову 30 апреля 1891 года[5]: «Сначала, когда мне это говорили, я думал, что это преувеличенная любезность, но теперь вижу, что это правда. Есть мои вещи, которых в Москве еще не знают, а здесь их по нескольку раз в сезон исполняют и пишут целые статьи и комментарии к ним (например, “Гамлет”). Я здесь персона гораздо более важная, чем в России. Не правда ли, как это курьезно!!!»
Гость был впечатлен громадностью города, гостеприимством хозяев и комфортом его гостиничного номера с газовым и электрическим освещением, в котором имелись уборная с ванной и раковиной, а также аппарат для разговора с офисом гостиницы. Тем не менее его мысли постоянно обращались к дому, и композитор решил, что в свои пятьдесят лет он уже слишком стар, чтобы воспринимать путешествие иначе как мягкую форму наказания. Доброжелатели и охотники за автографами осаждали его везде, где он появлялся, а когда в новом зале он дирижировал своими произведениями, в том числе ныне культовым Концертом для фортепиано с оркестром № 1, яркие огни на 57-й улице освещали растянувшуюся на четверть мили вереницу экипажей, в которых прибыли нетерпеливые поклонники симфонической музыки
