Он сидел на кровати, завязывая шнурки, когда в дверь позвонили.
Похититель сказал, что позвонит в шесть, но по телефону, а не в дверь. Часы на столике у кровати показывали четверть пятого.
Оставить звонок без ответа он не мог. Даже если гость не имел отношения к похищению, правила приличия требовали, чтобы он открыл дверь. Опять же, ему не оставалось ничего другого, как делать вид, будто ничего необычного не произошло, и он живет в привычном ритме.
Пикап на подъездной дорожке однозначно указывал на то, что он дома. Если это был сосед, он, не получив ответа, обошел бы дом и постучался в дверь кухни.
Стеклянные панели в той двери позволяли увидеть и пятна крови, и осколки тарелок на полу, окровавленные отпечатки ладоней на дверцах полки и холодильника.
Ему следовало опустить жалюзи.
Митч вышел из спальни. По коридору проследовал в гостиную, пересек ее, чтобы открыть дверь, прежде чем гость позвонит во второй раз.
В парадной двери стеклянных панелей не было. Так что он увидел стоящего на крыльце лейтенанта Таггарта, лишь распахнув дверь.
Линзы солнцезащитных очков, напоминающие глаза богомола, буквально загипнотизировали Митча, лишили дара речи.
– Нравятся мне эти старые кварталы. – Таггарт оглядел переднее крыльцо. – Именно так выглядела Калифорния в ее лучшие годы, до того, как вырубили апельсиновые рощи и понастроили море домов.
Дар речи к Митчу вернулся, но голос стал более высоким:
– Вы живете неподалеку, лейтенант?
– Нет. Я живу в одном из новых районов. Так удобнее. Но вот случайно заехал в вашу округу.
Таггарт не принадлежал к тем людям, которые могли что-то сделать случайно. Даже если бы он ходил во сне, то наверняка двигался бы к какой-то определенной цели.
– Выяснились новые обстоятельства, мистер Рафферти. А поскольку я находился рядом, то решил заглянуть к вам. Вы можете уделить мне несколько минут?
Если Таггарт не имел отношения к похитителям, если тот разговор с Митчем записывался без его ведома, приглашать его в дом было опрометчиво. В таком маленьком доме гостиную, где царил идеальный порядок, лишь несколько шагов отделяли от залитой кровью кухни.
– Конечно, – кивнул Митч. – Но у моей жены сильная мигрень. Она даже легла.
Если детектив был одним из них, если он знал, что Холли сейчас совсем в другом месте, он ничем не показал, что ему это известно: лицо Таггарта не изменилось.
– Почему бы нам не посидеть на крыльце? – предложил Митч.
– Крыльцо у вас обставлено с большим вкусом.
Митч закрыл дверь в дом, и они сели в белые плетеные кресла.
Таггарт принес с собой конверт размером девять на двенадцать дюймов. Положил на колени, не открывая.
– Когда я был маленький, у нас было такое же крыльцо, – сказал он. – Мы любили сидеть на нем и смотреть на проезжающие автомобили.
Он снял солнцезащитные очки, сунул их в карман рубашки. Взгляд его пронзал, как высокооборотное сверло.
– Миссис Рафферти принимает эрготамин?
– Принимает что?
– Эрготамин. Медицинский препарат, помогающий при мигренях.
Митч понятия не имел, то ли действительно существует такой препарат, то ли детектив придумал это слово, чтобы подловить его на лжи.
– Нет. Насколько мне известно, она обходится аспирином.
– И как часто с ней такое случается?
– Два или три раза в год, – солгал Митч. На самом деле мигрени у Холли не было никогда, да и голова болела крайне редко.
Черно-серая бабочка сидела на стойке справа от лестницы, ночная летунья спала в тени, дожидаясь заката солнца.
