Грудинин тоже после войны поколесил по всему Уралу, Сибири и Дальнему Востоку: не хотел в родных местах оставаться! Они ему о семье всё время напоминали: о жене и таких же вот сынуле с дочкой. Пошли те лютой зимой военной в лес за дровами да и сгинули – замёрзли, наверное, да и зверьё своего не упустит! Война всем жизнь переломала: дети плачут – отцов нет, отцы плачут – детей нет. Поискал лучшей доли, не нашёл и снова на родину вернулся, усвоив горькую истину: хорошо там, где тебя нет.
– Ну, молодые люди, песни песнями, а протокол составить надо, – и тюкнул пером деревянной ручки в массивный куб стеклянной чернильницы. – Начнём по старшинству. Фамилия, имя, отчество!
– Штефлова Павлина Вацлавовна.
– Что-то на белорусское не походит!
– Наш папа – чех.
– Ясно, – продолжил капитан. – Брат, как я понимаю, Алесь Вацлавич?
Мальчик смущённо кивнул: к нему никогда ещё не обращались так официально.
С болью в сердце записывал Грудинин данные о возрасте: «Четырнадцать? И моей дочке было четырнадцать! И тоже училась в седьмом классе… Десять? И моему сыночку было десять. И тоже должен был пойти учиться в четвёртый класс… Война, война, что же ты, треклятая, наделала?»
– При каких обстоятельствах пропала мама?
Павлинка, всхлипывая, пересказала всё, о чём несколько часов назад дети поведали дяде Тарасу.
– У него ещё глаза злые, – вдруг подал голос до этого молчавший Алесь. – Маленькие тёмные щёлочки такие, – он прищурился и, как смог, попытался передать солдатский взгляд.
– Ладно, всё запишем, лишним не будет! – согласился капитан. – Я сообщу на соседнюю станцию, авось удастся перехватить ваш поезд, поговорить с начальником.
Заполнив протокол, Гудинин положил его в сейф. Мимо здания вокзала без остановки пролетел поезд, оно задрожало, завибрировал старый щелистый пол. Капитан поморщился: колёсный стук отозвался колющей болью в некогда пробитой снарядным осколком голове, как раз за выбитым глазом. Разминая темя, он встал и снял трубку с чёрного телефонного аппарата, висевшего за его спиной.
– Соедините меня с детдомом!
Ожидая связи, повернулся к детям:
– Маму вашу будем искать. А пока вам нужно где-то приютиться на день-другой. У нас тут приёмник хороший, – прижимая трубку к уху, пояснил капитан. – Слушаю… Слушаю, Евграф Серафимович! Это Грудинин беспокоит. Да-да, всё по тому же вопросу. А у меня других не бывает. Должность такая… Двое… Да. Сестра с братом. Маму потеряли. Не на вокзале же им горемычить… Когда? Ну, спасибо!
Закончив телефонный разговор, капитан подошёл к ребятам и обнял их за плечи.
– Голодные небось, каченята? Сейчас я отведу вас в станционный буфет. Там вы перекусите и будете ждать меня. Я похлопочу какую-нибудь машину. Детдом за городом. Пешком-то накладно получится!
В помещении буфета высились несколько круглых столиков-стоек. Возле них, переминаясь с ноги на ногу, теснились посетители. Единственный стол, за которым можно было сидеть, стоял в углу у окна. Его занимали несколько молодых парней. Они пили пиво и громко говорили. При приближении капитана компания притихла.
– Что-нибудь случилось, командир? – спросил один.
– Случилось. Мне ребятишек покормить надо. Полагаю, вы уже хорошо посидели, – кивнул капитан на батарею пустых бутылок в середине стола.
– О чём базар, командир? Дети – святое дело!
Парни шумно задвигали стульями, поднялись и, дурашливо отдавая честь капитану, вышли из помещения.
