– Ну, что, пойдем? Или будем стоять здесь? – прервала я Костину затянувшуюся ностальгию.
– Пойдем, конечно, – он направился к подъезду.
Я двинулась следом за ним.
На четвертом этаже перед обитой красным дерматином дверью он остановился.
– Ты не будешь возражать, если я представлю тебя маме как свою невесту? – Жемчужный повернул ко мне голову.
Я вздохнула. Даже здесь приходится столкиваться с этим вопросом, который висел надо мной, как дамоклов меч.
– Не буду, – ответила я. – А почему бы тебе не сказать, что я частный детектив? Ведь именно в этом качестве ты привез меня сюда.
– Перестань, – поморщился Костя. – Зачем ты хочешь вызвать во мне чувство вины?
– Я думала, тебе это чувство недоступно.
Он ничего не ответил и уверенно надавил на кнопку звонка. В квартире послышалась переливчатая трель, а вслед за ней и приближающиеся шаги. Дверь открылась, и перед нами предстала пожилая женщина лет шестидесяти пяти. Это и была мама великого актера Константина Эдуардовича Жемчужного. Или Сякина, кому как больше нравится.
– Костя! – увидев на пороге сына, она со слезами бросилась ему на грудь.
Полагаю, это произошло не только потому, что мать и сын долгое время были в разлуке и жутко соскучились друг по другу. Скорее, женщине давно требовалось выплакаться, но подходящего плеча поблизости не находилось. Еще бы! Для матери самое величайшее горе на земле: пережить своего сына.
Сякина была небольшого роста, полновата, волосы абсолютно седые. Одета во все черное, включая платочек на голове. Горе еще больше надломило и без того немолодую женщину, и она с трудом переставляла ноги. Глаза у мамы Жемчужного были красные, и, может быть, не столько из-за слез, сколько из-за бессонной ночи.
– Как ты, мама? – заботливо поинтересовался Костя.
– А как я могу быть? – в тон ему ответила она. – Стараюсь держать себя в руках, но получается неважно.
Тут она заметила меня, отерла тыльной стороной ладони слезы с лица, поправила на голове платок и сказала:
– Здравствуйте.
Я ответила ей взаимным приветствием.
– Мама, это – Женя, – представил меня Жемчужный, взяв за руку. – Моя невеста. Женя, это – моя мама. Вера Николаевна.
– Очень приятно, – добродушно произнесла она.
– Поверьте, мне также, – сказала я. – Костя много рассказывал о вас. Примите мои соболезнования.
В ответ она только кивнула.
– Женя, ты побудь здесь, – Жемчужный все еще держал меня за руку. – Хорошо? А я отлучусь ненадолго.
– Мы пойдем на кухню, – взяла инициативу в свои руки его мать. – Хотите чаю?
Предложение было неестественным, и я прекрасно понимала, почему. Бедной женщине просто хотелось мысленно уйти от происшедшего любыми путями.
Я ничего не ответила, и мы с Верой Николаевной отправились на кухню, покинув Костю.
Честно говоря, чай я не очень любила и всем другим напиткам предпочитала кофе, но в данной ситуации возражать было бы неуместно.
Вера Николаевна поставила на плиту чайник и села за стол, сложив руки в замок прямо перед собой. Я разместилась напротив.
– Вы давно знакомы с Костей? – спросила она у меня, подтверждая изначальное предположение. Ей сейчас было все равно, о чем говорить.
– Не так чтобы очень, – туманно ответила я. – Но мы прекрасно дополняем друг друга. Костя – замечательный человек. И актер талантливый. Насколько я поняла, это тоже ваша заслуга.
– Не совсем, – она смотрела то на меня, то на свои сцепленные пальцы. – Костя – актер от бога. Те знания, которые я ему дала в институте, лишь подкрепили то, что было ему дано.
