Станция выглядела большой и оживленной. С гудками и пыхтением маневрировали паровозы, раздавался, неясно откуда, собачий лай, поспешно двигались группы людей с чемоданами и узлами. Вдоль товарных составов стояли русские полицейские с белыми нарукавными повязками, озабоченно сновали солдаты в зеленовато-серой (или серовато-зеленой) униформе. Сам вокзал представлял собой одноэтажное обшарпанное здание, возле которого возвышалась водокачка красного кирпича и ряд пирамидальных тополей. Мне еще предстояло убедиться, что обшарпанный вид самых разнообразных строений представляет характерную черту этой новой для меня страны.
– Разрешите доложить, господин капитан, – обратился мой Вергилий к невысокому румяному человеку в фуражке. – Господин итальянский корреспондент прибыл. В целости и сохранности.
Немец приветливо улыбнулся и протянул мне руку.
– Капитан Рудольф Хербст, рота пропаганды. Быть в наше время в подобном месте в целости и сохранности – немалое достижение, вы в этом скоро убедитесь. Мне поручено ввести вас в курс дела и оказать содействие на первых порах, пока не приедет Грубер.
Не спрашивая, кто такой Грубер, я ответил капитану улыбкой и привычно назвал себя:
– Флавио Росси. Фронтовой корреспондент газеты…
Эти слова, уже произносившиеся мною в Абиссинии, Испании, Албании, а теперь вот здесь, всегда нравились мне своей лаконичностью, сопряженной с неким суровым и даже величественным смыслом. Я не был уверен, что название моей газеты известно германскому офицеру, но при случае мог легко доказать, что она является не последним из изданий моей фашистской родины. Капитан Хербст его знал.
– Впервые в России, господин Росси? – осведомился он, открывая серебряный портсигар.
Я развел руками, заметив, что всё бывает впервые, даже первая любовь. Мне было интересно, пошутит ли он насчет моей фамилии или удержится от каламбура, которым меня донимали редакторы, испанские националисты и немцы из «Кондора». Хербст не удержался.
– Стало быть, Росси? – произнес он, задумчиво извлекая сигарету и протягивая мне портсигар. – Могу предположить, что, когда вы пишете о русских, вы не называете их красными.
Мой ответ был давней заготовкой.
– Разумеется. Профессиональная привычка – избегать повторов.
– Я тоже против подобных квазиметафор. Надо называть вещи своими именами, чтоб впоследствии не случалось недоразумений. Но начальство считает иначе. Разрешите пригласить вас отобедать в нашей офицерской компании.
Я был не против и в сопровождении приветливого капитана и ефрейтора стал подниматься по вокзальным ступеням. Как раз в этот момент мимо повели очередную толпу мужчин и женщин, порою очень молодых, почти детей, с чемоданами и узлами. Они были бы похожи на обычных пассажиров пригородных поездов, если бы не сопровождавшие их серо-зеленые солдаты и полицейские с повязками. Я не удержался от вопроса:
– Кто эти люди?
– Направляются в Германию. Трудиться ради победы нашего оружия. Великогерманская империя освобождает их от большевистского ига и вправе ожидать от них известной благодарности.
Ответ капитана Хербста, вопреки недавнему заявлению не назвавшего вещи своими именами, не исчерпал моего любопытства. Я задал новый вопрос:
– Они едут добровольно?
Хербст пожал плечами, было видно, что подобные зрелища давно ему наскучили.
– Более или менее. Кто в этом мире любит трудиться? Только люди творческих профессий вроде нас с вами, да и то не всегда.
