Я не помню, как читала и что. Выступать после нее было все равно что ходить по пожарищу.
Видимо, на волне адреналина я выступила неплохо. Настолько, что в конце вечера она ко мне обратилась.
Она сказала: то, что ты пишешь, станет лучше. Ты не заметишь, как это будет происходить. Но то, что ты исполняешь – это не то, что ты пишешь. Поэтому работай над этим отдельно.
Я так испугалась, что спросила только одно: мы еще увидимся?
Она посмеялась и заверила, что однажды обязательно придет на мой концерт.
Больше я ее не видела. Только в декабре девятнадцатого года через сорок третьи руки узнала, что она сдержала слово и действительно приходила на мой спектакль в Саратове в 2016 году. Это был INTERBRAIN, один из текстов которого посвящен ей.
Я пыталась найти ее хотя бы на фотографиях, но так и не смогла.
ИСТОРИЯ ВТОРАЯ. ПУТЬ НА СЦЕНУ ЧЕРЕЗ БАНАНЫ И «СЛОВО ЗА СЛОВО»
Все, чего я хотела после переезда в Москву – надышаться этим городом.
Гулять по бульварам, целоваться в переулках, вдыхать отвратительный яблочный дым и узнать, наконец, почему всем так нравится быть взрослыми. Никакой поэзии в моем плане не стояло.
Но у поэзии было свое мнение.
Поэзия стучалась по ночам в вордовские файлы, куда я обильно сливала свои девичьи переживания по поводу конца первой любви и громоздкие философии о несовершенстве мира.
Поэзия стучалась ко мне через случайных людей, доносивших редкие слухи о том, что есть такой вот Арс-Пегас, читающий стихи многотысячной толпе на митингах. Или какие-то там члены Союза Писателей, которые делают какие-то премии.
Поэзия стучалась упорно, мешая жить по-студенчески, мечтать о хорошей журналистской карьере и довольствоваться скупыми эмоциями.
Я закрывала глаза и уши, писала «в стол» и не допускала мысли о том, что все это ко мне может относиться. Я работала в ЦУМе, клепала ужасные сценарии и собирала съемочный кран из трехметровых профилей, двух кирпичей и гаечного ключа. В конце концов, я была почти взрослой и строила личную жизнь. Вечерами покупала отвратительное ягодное вино, у которого из плюсов были только сахар и цена, и шла постигать туркменскую кухню в главную общагу МГУ.
А ночью моя «личная жизнь» засыпала, а вот демоны – наоборот просили выгуляться. В соседней комнате замолкала сербская попса, и я шла гулять по Главному Зданию МГУ.
Днем университет – город в городе, где можно найти все – от цветочного магазина до маникюрного салона. Некоторые персонажи месяцами не выходят из здания, заявляясь в тапках даже на лекции. В мраморных коридорах стоит многоликий гул, в котором и своего имени не различишь – не то что мыслей.
Но после одиннадцати ГЗ из улья превращается в усыпальницу. Свет выключают, большинство коридоров перекрывают резными сталинскими решетками. Пропускной кодекс не котирует даже студенческий билет; действителен только бланк общежития. Университет становится убежищем, по-советски строгим и режимным.
Надо знать маршруты. Тогда можно долго гулять этажами, перепрыгивая с лифта на лифт, из корпуса в корпус. Можно добраться до крыши – что строжайше запрещено, конечно, и требует определенных знакомств в службе безопасности – и своими глазами увидеть, насколько огромен циферблат главных часов. Можно выйти курить и любоваться яблонями в закрытый двор. Можно петлять коридорами час и не встретить ни одного человека, зато натолкнуться, например, на пустую гостиную с зелеными лампами и кожаными креслами пятидесятых годов.
