Поэты и революция - страница 6



Но уже потирал
в удовольствии ловкие руки
и жирком обрастал
предприимчивый дядюшка НЭП.
Озабочен одним:
никогда б не скудела кубышка!
– Эй, извозчик, плачу! —
и послушно бренчал бубенец.
…И служил на Сенной
у родни деревенский мальчишка,
плоть от плоти купца, —
на пороге судьбы
мой отец.
– На последних портах
пролетарий латает прорехи,
сыт идеей своей,
на субботник выходит, гляди! —
хохотали дядья.
Нечто жуткое слышалось в смехе,
и у Коли в протесте
душа замирала в груди.
Был страшнее, чем боль, —
не забудет мальчишка об этом! —
сыромятный ремень,
что гулял по спине горячо,
как расплата за флаг,
водружённый им над сельсоветом,
флаг, полотнищем алым
призывно толкнувший в плечо!
Ты за собственный выбор
один перед миром в ответе.
Ты прислушайся к сердцу,
почувствуй,
где правда,
где ложь.
Отвечая себе
на тревожном и свежем рассвете,
выбираешь дорогу,
которой по жизни пойдёшь.
И не зря молодым
Революция двери открыла,
за собой позвала,
новый мир утверждая в борьбе!
И сказал Николай:
– От свиного копчёного рыла
ухожу. О другой, настоящей мечтаю судьбе.
Злобно выла родня:
– Мы таких дураков не видали!
Ты без нас пропадёшь,
мы тебе не поможем, стервец!..
К старой маленькой ТЭЦ
прихожу на Обводном канале.
Сорок лет.
Это – жизнь.
Сорок лет здесь работал отец.
И когда я стоял
у открытой отцовской могилы,
и когда застучали
промёрзшие комья земли,
как священный завет,
как прилив несгибаемой силы,
честь и воля отца
навсегда в моё сердце вошли.
Есть великий закон:
в человеке главенствует совесть.
Не о брюхе пекись —
к настоящей тянись красоте.
И живи для людей,
об одном лишь всегда беспокоясь —
сохранить своё имя
и совесть свою
в чистоте!..
Дед
Мне дед по фотографиям знаком:
Спокойный взгляд, рука в бороздьях жил.
Был из крестьян, простым истопником
При Смольном институте он служил.
Что знал в своей нелёгкой жизни дед?
Умел бедой перетужить беду.
Но был Октябрь его рукой согрет
В семнадцатом, потрясшем мир, году.
О том высоко думается мне.
Но и сейчас кирпичный старый дом
Стоит на Петроградской стороне.
Здесь умер дед. Зимой. В сорок втором.
Судьбою человеческой велик,
В Победу веря свято и светло,
От холода он умер, истопник,
Отдавший Революции тепло.

Людмила Гарни

Старая Русса на старых открытках

Татьяне Громовой

Бьют минеральные воды фонтанами,
Брызжут целебными струйками рваными.
И Губернаторский дом, где вчерашнее
Спряталось Время за древними башнями.
Вдоль по аллее цветущей жасминовой
Шествуют дамы с глазами счастливыми.
Дом театральный с резьбой по карнизу
Люди, готовые к фото-сюрпризу
Щёки актёров-любовников выбриты,
Шляпы актрис, горностаем подбитые,
И капельмейстер сияет в ротонде,
И меценат бородатый в бомонде…
Стен монастырских целёхоньки зубчики,
Дети в матросках и в складочку юбочки,
В низкой коляске с «колёсами мельниц»
Спит безмятежно щекастый младенец.
Перебираю открытки я бережно,
Где ты, эпоха, далёкая, прежняя?
Старая Русса…
Ей не изменяться бы!
Год на открытках помечен…
Семнадцатый…

Валентин Голубев

* * *
Храмов и святынь не пожалев,
Взвихрив гарь в просторище великом,
Каиновы дети, ошалев,
Будут упиваться русским лихом.
Путь, мостя костьми до зимних руд,
Чтоб добыть для домен адских пищу,
Даже с нищих подать соберут,
Выживших сочтут и перепишут.
По юдолям дьявольских утех
Ложь, как лошадь, проведут хромую,
Мучеников царственных и тех
Злом ошеломят и ошельмуют.
Может быть, весь этот бесприют
Принесла, упав, звезда Галлея?
И мальчишке ноги перебьют,
Праведной души не одолея.