1
А Гиляровский с Чеховым
С дней памятных дружил.
Куда бы ни поехал он
И где бы он ни был.
Но Чехова не забывал.
В Москве, или же в Ялте,
Он у него бывал,
Как у родного брата.
Как жаль, что Чехов заболел,
Хотя он и крепился,
Но видно было, что слабел
Всем телом, но не мыслью.
О том, конечно же, скорбел.
Друг верный, Гиляровский,
Крутясь, как прежде, в массе дел,
Российских и московских.
Везде, он самым первым был
Где только не скитался.
И всё же, время находил
И к Чехову вновь мчался.
Как вихрь он в дом к нему влетал,
Как вестник яркой дружбы.
Бывая в Ялте, оживлял
Мир Чехова он тут же.
С восторгом Чехов принимал
Явившегося друга,
Дядя Гиляя – так он звал
Его в часы досуга.
И вновь, весь дом был возбуждён
И словно бы, разбужен,
Тем, кто вдруг появился в нём —
Весёлым, шумным, дюжим.
Курьерским поездом назвал
Его, когда-то Чехов:
«На остановке – на вокзал,
В буфет и вновь поехал».
2
Однажды, случай был такой —
Он к Чехову явился.
И вдруг, задёргался щекой —
Тик нервный появился.
Лицо и шея, невпопад
Подёргивались часто.
И он, конечно же, не рад,
Такому, вот, несчастью.
Вдруг Чехов стал ругать его:
«Зря дёргаться нелепо.
Оставь! Будь умным! Никого
Не удивишь ты этим».
И молвил вновь, в окно глядя:
«Пойдём в мой садик скромный.
Я с Бабакаем там тебя
Сейчас же познакомлю»
Его садовник Бабакай
У клумбы копошился.
– «Экспромт о нём ты мне подай,
За то, что излечился».
Не промах Гиляровский, быстр
Он на экспромт стихами.
Не зря, подброшенную мысль
Вдруг, округлил словами.
Рад Чехов. Он уже не строг,
Ведь друга излечил он.
Ему понравился экспромт
Необычайно милый.
По лестнице рука к руке,
Они, вдвоём, спускались.
Экспромт тот, был на косяке
Записан, всем на зависть:
«Край, друзья, у нас премилый —
Наслаждайся и гуляй.
Шарик, Тузик косорылый
И какой-то, Бабакай».
В милой Ялте, несомненно
Очень счастлив, наш герой.
Рад он Чехову, но время
Вновь торопит в край иной.
3
Вдруг Гиляровский узнаёт,
Что Чехов стал слабее,
Он тут же к Чехову идёт,
От страшных дум, робея.
Врач Таубе был у него.
Но Чехова супруга
Ввела немедленно его,
Без слов, в покои друга.
Там, в кабинете он сидел,
С ногами на диване.
И очень бледный вид имел,
Как в сумерках тумана.
Но друга верного, узнав
Он тут же встрепенулся
И руку пальцами прижав,
Приятно улыбнулся.
Повеселели и глаза
И тело оживилось —
Он Гиляровского признал.
Его душа открылась:
«Присядь, дружище, на диван.
С тобой мне так приятно.
Не из степей ли, нынче к нам?
Полынью, весь пропах, ты».
– «Да, я, за Доном, побывал,
Каймак ел, пил там цимлу*,
Коней ретивых, укрощал
И подружился с ними.
И, углубляясь в степь, скакал,
Вперегонки с ветрами.
Свободой душу услаждал,
От вольной жизни, пьяный».
– «И я б, туда, но ехать мне
Придётся за границу».
– «Что ж, подлечись. Среди степей
Успеем порезвиться».
«Слаб, Чехов, и навряд ли он,
Вновь в степи возвратится» —
Подумал наш герой и в нём
Отяжелели мысли.
Печаль проникла в душу, грусть
Обволокло сознанье.
Заложником жестоких чувств
Вдруг стал, по воле зла, он.
Но всё равно, перед больным
Печальным не казался.
Хотя, предчувствовал, что с ним
