«Он не проявит терпения и не будет ждать моего возвращения, обязательно найдется та, что привлечёт его внимание в моё отсутствие», – эти мысли делали меня очень нервной, и я срывалась на домашней прислуге. Отец это видел и верил всему, что говорила мать. После лизиной идеи она вдобавок ко всему утверждала, что это влияние нездорового городского воздуха.
«Мы все давно не выходили из зоны комфорта, – повторяла она, – поездка пойдёт на пользу». Как будто чувствуя, что я что-то задумала, мама очень не хотела меня оставлять дома, наедине с друзьями. Она много раз говорила, что современная молодёжь испорченная, и что я и Лиза – не такие как все и делать нам среди них нечего. В чём, конечно же, ошиблась, мы были такие же, как и все, а может ещё и хуже других. Я не виню её в этой очевидной слепоте, ведь люди часто не хотят замечать в близких то, что отмечают с отвращением или презрением в других, чужих их сердцу, людях. Вот и она никогда не признает этого. Точно так же, как и я не хотела признавать сегодня трусость отца и видеть разочарование в глазах своей матери.
Прикрывая веки, я толкала своё тело всё сильнее вниз, под воду, с каждым разом всё дольше задерживая дыхание. Как же мне в тот момент хотелось растворить свои мысли в солёной воде, уйти на глубину и, вынырнув, оказаться в том месте, где месяц назад я с хрипом в голосе просила маму никуда не уезжать. Не скажу, что тогда я сделала всё, что могла, на все сто процентов, хотя просила, точнее сказать, требовала с наглостью и неуважением, которого раньше не смела проявлять. Но этого оказалось недостаточно. Нужно было притвориться больной или сломать себе, к примеру, ногу. Сейчас я очень жалела, что этого не сделала. Воздух закончился, и я вынырнула, но, увы, передо мной был тот же корабль, тот же океан, и то же синее небо.
В последнее время я всё чаще стала задавать себе вопрос, отчего люди – такие лицемеры? Думаю, многие со мной согласятся, что порой мы в своих фантазиях представляем, как всё хорошо складывается именно у нас, а не у наших близких. Это я вот к чему: накануне нашего отъезда, лежа в кровати, я бесилась от мысли, что мне придётся всё-таки ехать в это дурацкое путешествие. И чтобы себя хоть как-то утешить, мечтала о том, что в эту ночь у нас в доме произойдет утечка газа. Все кроме меня, включая даже прислугу, отравятся им и просто умрут, а я останусь единственной наследницей папиного состояния. Меньше чем через год мне исполнится восемнадцать лет, и я вступлю в права наследства. Буду молодая и богатая – сама себе хозяйка. Моя жизнь станет не только свободной от родительской тирании, но ещё и финансово независимой. Тогда мне не нужно будет тратить своё время на дурацкую учёбу или думать о замужестве. В ту ночь я представляла себе похоронную процессию и длинную панихиду по моей семье. Перед глазами вставала картина, как гробы с телами моих родных опускают в землю и мне выпадает честь первой кинуть горсть земли на их крышки. «Бедная сирота, которая потеряла отца и мать, и младшую, любимую сестренку». Безусловно, в этот миг я буду в центре внимания. Все будут меня жалеть и утешать. В этих мечтах я всё не переставала вытирать слёзы белым шелковым носовым платочком. Горячие капли скорби медленно скатывались по моим бледным щекам, скрытым от любопытных глаз черной вуалью. Ах, да! Сейчас опишу свой наряд: длинное чёрное платье, сшитое на заказ одним из самых дорогих московских дизайнеров. Оно тесно обтягивало мою стройную фигуру и слегка приоткрывало зону декольте. Ещё на мне была небольшая шляпка с перьями и, как я уже упоминала, вуаль, прикрывавшая моё, якобы, опухшее от слёз лицо. Ещё к этому образу можно добавить туфли на шпильках и чёрные чулки с поясом, хотя нет, похороны будут проходить летом и мне будет жарко, поэтому эту деталь моего туалета я заменю простыми босоножками. Меня нежно и с сочувствием обнимает Дэнис, я плачу на его сильном плече. Как вы уже поняли, так зовут того самого парня из параллельного класса. Он мне на ухо шепчет слова утешения и целует мои солёные от слёз губы.
