Кира невольно улыбнулась. «Кто это написал?» Текст письма был напечатан фигурным шрифтом, так что… по почерку отправителя было не определить.
В приемную вернулась Таня с коробкой канцелярских принадлежностей, и бультерьер бросился ей под ноги.
– Ну что, крысеныш, давай будем разбирать, – обратилась Таня к щенку, ставя коробку на пол. – Рассказывай, как ты себя вел? Безобразничал, конечно же? Хочешь карандашик?
Бультерьерка потешно зарычал, принял очень храбрый вид и, обнюхав предложенный ему кохиноровский карандаш, тут же вцепился в него зубами. Чем не косточка?
– Ой-ой, я пошутила! – засмеялась Таня.
– Тань, подойди на минутку, – позвала секретаршу Кира. – Как думаешь, это от кого?
Она показала погрызенную открытку.
Таня взяла послание и повертела в руках.
– Кто это ее так?
– Думаешь, я? – с серьезным лицом спросила Кира. – Можешь почитать. Но, боюсь, мне теперь не удастся выяснить, кто прислал бультерьера.
– Что это за «с», «ц»? – удивленно спросила Таня, ознакомившись с посланием.
– Представления не имею, – пожала плечами Кира.
– А я думаю, мы это в два счета выясним. Посылку же должны были зарегистрировать. Наверняка на ресепшене остались все данные.
– Ой, кто это у вас? – В приемную к Тане заглянула Венера, секретарша Димы Воробьева. – Это что? Собачка? Какая забавная!
– Собачка… – недовольно проворчала Татьяна, хватая на руки щенка. – Скажешь тоже. Это бультерьер. – Она недолюбливала помощницу Воробьева. Во-первых, потому, что та, в отличие от нее, была красавицей и коренной москвичкой, а во-вторых, потому, что она почти никогда не сидела на своем рабочем месте и вечно порхала как бабочка из одного офисного помещения в другое.
Венера была стройненькая и до невозможности хорошенькая – этакая точеная статуэтка с карими миндалевидными глазами и обаятельной улыбкой, как у Киры Найтли. Своей грацией она напоминала экзотическую кошечку, изящную и совершенно очаровательную. На Венеру засматривались все мужчины в их конторе, но она свою привлекательность воспринимала совершенно спокойно (кажется, она даже и не считала себя привлекательной) и свободным владением тремя иностранными языками (испанским, английским и немецким) гордилась гораздо больше, чем симпатичным личиком и тонкой талией.
– А бультерьер разве не собака? – хмыкнула Венера. – Какой холесенький! Можно погладить?
Таня одарила Венеру суровым взглядом, но на нее этот взгляд не подействовал: он мог бы задеть более чуткую натуру, однако помощница Воробьева была не слишком-то щепетильна. Подобных «намеков» она не понимала. Если ее откровенно выгоняли, она воспринимала это, наоборот, как приглашение.
Забрав бультерьера из Таниных рук, Венера принялась его тормошить и рассматривать. Она, без сомнения, добивалась того, чтобы Таня вышла из себя.
– Откуда он у вас?
– Это подарок, – холодно ответила Татьяна. – Кире Владимировне сегодня посылку прислали.
– С собакой? – Венера удивленно округлила свои красивые глаза.
– Да, представь себе, с собакой, – строгим тоном ответила Татьяна.
– Забавно. Это каким же надо быть идиотом, чтобы послать собаку по почте! – рассмеялась Венера.
Кира пожала плечами.
– Ну, сейчас, наверное, по почте можно послать что угодно… – Она нахмурилась и с тревогой посмотрела на щенка. – Тань, это что – серьезно?! Что, правда малыша отправили по почте?!
Ее воображение тут же нарисовало картину, как бедный щенок, заточенный в своем грубом деревянном ящике, втиснутом между прочими посылками и бандеролями, скулит без еды и питья на полке одного из мрачных почтовых отделений, а злые тетки-почтальонши кричат на него: «Заткнись! Да заткнись же ты!»
