– Ваше бессмертейшество, я тут вообще ни при чём, – поспешил со своим ходатайством Павлин Матвеевич. – Меня сюда привели под давлением психологического насилия.
– Невиновный, значит?
– Совершенно, безусловно и безупречно невиновный, ваша честь-перечесть.
– Значит, первым пойдёшь на ледышки. Я невиновных особенно люблю. Или ты тоже невиновный? – обратился Кощей к Ивану.
– Я дурак, – как всегда гордо заявил Иван. – Выводы делайте сами.
Кощей даже на мгновение опустил свой леденящий взгляд. Дурак всегда виновен? Или дурак всегда невиновен? Это проблемка ещё на тыщу-другую лет глубочайшей медитации.
– А что же тебе тут понадобилось, – задумчиво подобрел Кощей.
– Царь меня за смыслом послал, а чтобы узнать, что это, я с адвокатом по Тёмному лесу шатаюсь, информацию собираю – байки всякие, фольклор местный.
– Смысл? Было что-то такое. В далёкой юности.
– У вас и юность была? – попытался заискиванием компенсировать свою невиновность Павлин Матвеевич.
– Да, только бесконечное количество лет тому. Так что почитай и не было. Так вот насчёт смысла, – вернулся Кощей к Ивану. – Смысл – это такая штука, на которой ты можешь остановиться. Совсем.
– В смысле перестать бегать? – живо отозвался Иван.
– И бегать, и прыгать, и ходить, и ползать, и вообще как-либо куда-либо стремиться. Полная остановка. Бездвижность. Вечность.
– Как в гробу, что ли?
– Так да не так. Вечность – это не наша обычная жизнь, где мы мечемся и суетимся, но и не смерть. Это надо постараться вообразить. Что-то такое между жизнью и смертью – когда ты жив, но тебе не надо шевелиться, потому что и так уже всё сделано.
– Он дурак, – опять встрял адвокат.
– Нишкни, – постановил Кощей Бессмертный и зыркнул.
– У меня с воображением тоже не очень, – заскромничал Иван.
– Вот если я тебя заморожу – а я тебя непременно заморожу – ты не умрёшь, но застынешь. У будешь наедине со своей последней мыслью, мелькнувшей у тебя перед заморозкой. Ну как с мыслью – с чувством, переживанием, с чем-то таким. Так оно мимолётно, а при моей специальной заморозке оно загустевает до состояния полной стабильности. И вся суть пытки в том, что обычно у людей такое в голове, что останься оно там на мгновение дольше, тут же становится мерзким и постылым. А представь, если это мгновение растягивается и останавливается. Ад. Со смыслом же наоборот. Когда ты достиг своего смысла, ты можешь заморозиться в любой момент, и хоть бы хны. Потому что от смысла ты никогда не устанешь. Иначе какой же это смысл.
Иван-дурак так заслушался Кощея с его звенящим голосом, что совсем забылся, при этом усиленно ковыряясь в носу.
– Я называю это свойство никогда не надоедать, даже в самой глубокой заморозке – вечностностью, – Кощей ажно причмокнул от удовольствия и тоже как-то забылся.
Один только федеральный адвокат помнил себя и угрозу своему благосостоянию. В голове у него было такое, что останавливаться было нельзя ни на микроскопический миг. Увидел он, что мимо вершины утёса проплывает облако странное. Тут Кощей очнулся и стал злобно предвкушать, как заморозит непрошеных гостей. Откуда только в Павлине Матвеевиче прыть взялась, как в молодом. Он хвать Ивана и как прыгнет с утёса прямо в облако. Иван только крякнул. Облако оказалось каким-то не то твёрдым, не то мягким, но во всяком случае не жидким и не газообразным, как можно было здраво предположить. Брыкля уцепился за его уступ и повис, держа Ивана. При исполнении трюка, однако, из-за пазухи Ивана вывалилась грамота самописная. Иван её только в самый последний момент за тесёмку удержал. Кощей же в это время как пульнёт леденящим взглядом по облаку.
