Но слова кончились, дымка рассеялась, и я вернулась на урок. В классе уже вовсю обсуждали стихотворение.
Громче всех была Вера Смолиговец.
– Почему ее всегда так интересовала тема смерти? Тут она просто примеряет ее на себя, как какую-то одежду в магазине!
Я посмотрела на Сережу. Он кивнул мне одобрительно и присоединился к обсуждению. Я никогда не осмеливалась смотреть на него дольше нескольких секунд, и, почувствовав, что время истекло, отвела глаза.
Глава 5
В Кентервильском замке
После урока Сережа, я, Лена и Валя Дорофеева, которая играла экономку миссис Амни, заторопились на репетицию в кабинет географии. Ни своей аудитории, ни своего времени у драмкружка не было – занимались после уроков два раза в неделю там, где оказывалось свободно. Да и Вера Михайловна, которая вела кружок, была учительницей английского, а не приглашенным режиссером. Вот и выходило, что мои любимые уроки – театр и творчество – за настоящие уроки не считались.
Договариваться о том, чтобы нам выделили актовый зал, было долго и трудно. В администрации почему-то предпочитали держать его на замке и открывать только по особым случаям, вроде первого сентября или новогоднего концерта. Как ни старалась Вера Михайловна, заполучить ключи ей удавалось только для генеральной репетиции.
В кабинете нас уже дожидались Ярик (мистер Отис), Денис (Вашингтон) и удивительно похожие друг на друга Наташа и Софа (для роли близнецов они переоденутся мальчишками).
Недоставало только герцога Чеширского, жениха Вирджинии. Актеров не хватало, всем, кого мы ни спрашивали, неохота было репетировать после уроков, пусть даже по сценарию от герцога требовалось высказаться всего пару раз.
Я уговаривала Антона – с его ростом и заостренным лицом только герцогов и играть, – но он не соглашался: мол, времени нет. Но я знала, что на самом деле из-за астмы. Он ее очень стеснялся. От волнения приступ мог начаться прямо возле доски. Антон держался, продолжал выдавливать из себя слова, шумно захватывая воздух, и лишь когда дыхание переходило в один сплошной хрип, отворачивался и вынимал ингалятор как нечто постыдное.
Копанова это зрелище неизменно приводило в восторг. Он толкал локтем Костю или Стёпкина: «Смотри, смотри, у Дохлого припадок!» Троша наблюдал за Антоном, как в цирке, с пугающим блеском в глазах.
А может, Антон отказался по другой причине. Хотя вроде бы мы с ним дружили, но не вслух, а как-то мысленно, про себя. Или это мне только казалось?
В общем, герцога пришлось вычеркнуть из пьесы и я, то есть Вирджиния, осталась без жениха.
Едва переступив порог, Сережа изменился, словно оказался в свете прожектора на сцене, и тут же нашел применение огромной, во всю доску, карте мира:
– «А вот и знаменитый гобелен замка Кентервиль, сотканный вручную моей двоюродной бабкой, вдовствующей герцогиней Болтонской. Однажды, одеваясь к обеду, она вдруг почувствовала у себя на плечах костлявые руки и настолько испугалась, что с ней сделался нервный припадок. Не могу утаить от вас, мистер Отис, что привидение являлось и другим членам моей семьи…»
Мы репетировали «Привидение» всего второй раз, но Сережа уже знал свой текст наизусть.
Упитанный светлоголовый Ярик пробежался глазами по сценарию и, тоже войдя в роль, деловито сложил руки за спиной и прогулялся к доске. Придирчиво оглядев «гобелен», он сказал:
– «Милорд! Беру ваше привидение в придачу к обстановке».
