«Не плачь. Самураи не плачут. Самураи сражаются до конца. Так что вытри нос и дерись».
– Ну, хорошо, – яростным шёпотом бросил Иори, отрываясь от созерцания карпов. – Клянусь, я не отступлю. Если у меня не получится победить, значит… значит, мы скоро встретимся.
Его внимание привлекло хриплое карканье. Совсем рядом возвышались красные ворота-тории. По верхней перекладине вышагивала взъерошенная ворона, словно пародируя легендарного петуха. Иногда она замирала, с видом опытного судьи склоняя голову набок и оценивая очередного посетителя храма. Коротким «карк» выражала своё мнение и продолжала моцион.
Из-за облака вышло солнце, отразилось в пруду, окрасив золотом воду. Аматэрасу гляделась в зеркало. Иори рассмеялся. Чувство бессилия вдруг сменилось уверенностью в успехе.
– Похоже, из тебя и впрямь получился петух! – воскликнул он, обращаясь к вороне. – Интересно, что получится из меня?
Он прошёл под воротами и отправился домой, так и не заглянув в храм.
Забравшись в кресло с ногами, Оцуру рассеянно листала женский журнал, кутаясь в толстый плед. В доме не экономили на отоплении, но она всё равно озябла. Холод шёл изнутри, от неё самой. От тоски, стылой, как зимний ветер.
В рубрике почты одна из читательниц высокопарно писала о романтических чувствах. «Неужто и я такая же дура? – спросила себя Оцуру. – Буду вечно хранить верность глупой иллюзии? Я уже и надеяться перестала. Он обхаживает меня, будто императрицу. А я бы всё отдала за одно прикосновение. Это и есть любовь?»
Лёгкий стук прервал её невесёлые размышления.
– Оцуру-сан, разрешите войти? – послышалось из-за двери. – Мне хотелось бы поговорить с вами…
Она мгновенно надела приветливую улыбку.
– Конечно, Норимори-сан.
Сдвинув фусума, он ступил в комнату. Наклонился и вытащил из направляющего паза катушку от фотопленки.
– Наверняка Хидэнори, – он тоже смущённо улыбнулся. – Нарочно сунул катушку в щель, чтобы двери плотно не закрывались. Он за вас беспокоится.
– Почему? Со мной все в порядке…
– Неправда, Оцуру-сан. Вы похудели. Вам надо больше есть. Зима какая-то странная в этом году, правда? Туманы, дожди… Хорошо, сейчас проглянуло солнце.
– Да, погода всегда преподносит сюрпризы, – тихо отозвалась Оцуру. Голос любимого ласкал ей сердце. Но… он вел себя так необычно… – Что-то случилось?
– Нет, – покачал головой Норимори. – Я пришёл… попросить прощения.
– За Хидэки? Но я не виню вас. Трагическая случайность… – внезапно в её взгляде проступил испуг: – Вы…
– Всё в порядке, Оцуру-сан, – успокоил он. – Мне не грозит опасность. И прощения я прошу… вовсе не за Хидэки.
– Тогда… за что?
Норимори помедлил. Это было невероятно трудно – произнести то, о чём столько лет молчал… Он опустился на колени, и их глаза оказались на одном уровне.
– Я до сих пор не сказал вам о том… что люблю вас.
Оцуру вскрикнула. Недоверие, восторг, отчаянная надежда полыхнули безумным пламенем.
– Хидэюки! – она метнулась вперёд, потянувшись к нему. Норимори бережно сжал её в объятиях, смиряя порыв собственного тела. Зарывшись лицом в его рубашку, она прижималась к нему изо всех сил, будто боялась, что через миг он просто исчезнет. Неуверенным жестом он погладил её по волосам, стянутым в тугой узел.
– Оцуру-сан… почему вы плачете?
Она улыбалась, блаженно зажмурившись; слёзы текли из-под опущенных век, капали Норимори на грудь, пронзая его нестерпимой волной желания и вины. Казалось, вся его кровь превратилась в раскалённую лаву. В ушах бушевал тайфун.
