– Так ты…
– Последствие уголовной статьи? Типа того. Только ма так не вякни, на люстре подвесит за рёбра. И не смей на неё батон крошить, она у меня мировая.
– Ты мальца дикая, знаешь? Кто ж разбрасывается такой информацией, ещё и столь небрежно?
– А ты настолько ущербен, что додумаешься использовать её против меня? ― замираю, оценивая результат стараний. Грива не айс. Надо подкорректировать. ― Но ты, конечно, лошара. Слёту повёлся. Тебя провести, всё равно что у младенца соску отобрать, ― добавляю усмехнувшись, вдоволь насладившись реакцией.
– Не понял. Ты просто угарнуть решила?
– А ты что думал? Что я тебе всю подноготную как на духу выложу и детскими фотоальбомчики шлифану для надёжности? Боже, не будь наивным. Но про ма, если что, не шучу. Загрызу и утоплю, понял? А сверху газонокосилкой пройдусь. Так что фильтруйся, открывая рот в её присутствии.
– А в твоём присутствии можно не фильтроваться? А то я тебя как вижу, одни пошлости на ум лезут.
– Какой ум, такие и мыслительные процессы, ― фыркаю, прикрывая увлекательнейшую беседу и заканчивая уже в тишине. Настолько увлекаюсь, болтая в воздухе пятками, что в ход идут маркеры других оттенков, придавая львиной морде цвет, насыщенность и награждая ярко-синими глазами. ― Хех, слегка белый ходок [2] получился.
– Норм. Мне нравится.
– Ну и славно. Тогда принимай работу и вали. Первый сеанс, так и быть, бесплатный.
– Что, уже всё? Ещё хочу.
– Понравилось быть подопытной крысой?
– Чего бы не побыть, если вид такой славный открывается.
Какой вид?
Впервые за последние, наверное, четверть часа поднимаю на него голову и понимаю, что всё это время Крестовский смотрел далеко не на "процесс", а тупо палил мои сиськи.
В смысле, у борцовки же вырез будь здоров, а спортивный топ я давно сняла. И лежу так чётенько, что всё добро вываливается на обозрение.
Тьфу. А я-то думаю, чего это он такой послушный.
– Все тридцать три удовольствия. Харя не треснет?
– За неё не беспокойся. А вот в других местах поджимает, не сомневайся.
– Мда? ― скептически оцениваю полотенчико, которое не сильно-то и топорщится. Что, кстати, обидно. За мой стриптиз тряпочка должна болтаться как на флюгере.
Привстаю на коленки, снова приводя маркер в боевой режим, и на этот раз склоняюсь над мужским прессом, щекоча его кожу спадающими волосами.
Раз, два и готово. Тут попроще.
– Ценяй, Дон Жуан, ― подмигиваю, довольно выпрямляясь.
Ценяет. Что, конечно, не очень удобно делать снизу-вверх, но предложения не особо длинные, а он всё же не до такой степени тупица, чтобы не разобрать мой почерк.
"Тут ничё так" ― вещает первая надпись и стрелкой указывает на кубики.
"А вот здесь тю-тю. Облом, девочки, расходимся. Лампа оказалась без джинна" ― вторая стрелка спускается вниз, теряясь в линии тёмных волос, идущих от пупка и уходящих под махровую ткань.
– "Тю-тю", значит? ― грозно щурятся, когда до него доходит весь саркастичный смысл посыла.
– Ко мне какие претензии? Не наградил боженька, бывает. Ничего. Зато у тебя, вон, зубы… есть. Почти ровные причём.
Айкаю, когда подлой подсечкой меня роняют на себя, обхватывая ногами. Полотенчико долой ― не выдержало активности, развязавшись, так что прижимаюсь к Кириллу по полному максимуму, без посредников.
Ладно, готова признать неправоту: боженька был щедр. Не только зубов засранцу отсыпал.
– Ну что, джинн есть или всё-таки нет? ― хитро уточняют, одаривая тёплым дыханием и шлейфом ментолового шампуня.
