– Мда, ― забираю стоящий рядом с ней кофе, отпивая. ― Селёдка на завтрак. Говорю ж, ты чумная.
На меня сподобляются-таки обратить внимание, ощерившись.
– Моя кровать, моя комната, мой кофе. У тебя пунктик такой ― таскать всё чужое?
– Не жадничай, ― делаю ещё пару глотков и ныряю в холодильник: проводить ревизию. ― Ты мне, конечно, свинью подложила, ― останавливаюсь на палке сырокопченой колбасы. Резать её западло, поэтому просто снимаю шкурку и отгрызаю так. ― Еле оправдался. Чего орать-то как потерпевшая?
– Что такое? Ревнивая девушка?
– Мягко сказано.
– А, ― вилка с нанизанным ломтиком селёдины замирает у рта Карины. ― То есть, у тебя есть девушка?
– Номинально, ― всухомятку плохо идёт. Снова ворую её кофе.
– Класс. Ты ещё больший мудак, чем я думала.
– Обзываться обязательно?
– А быть мудаком обязательно?
– Если только "мудак" ― это синоним к слову "очаровательный".
– Не льсти себе.
– Не льщу. Это объективная оценка. А что по поводу тебя? Парень есть? Настоящий, не плюшевый.
– А чем тебе Василий не угодил?
– Значит, нет. Отлично. Я тут подумал и решил, что буду твоим парнем.
– А девушка-то твоя одобрит?
– А мы ей не скажем.
В пиалу насмешливо чихают.
– Ты неподражаем, Крестовский. Правда, ― усмехаются, вставая и относя тару к мойке. ― Но вынуждена отказаться. Эмоционально нестабильные мальчики с ограниченным кругозором ― не моя тема.
Эвана как приласкала. Прям леща отвесила.
– Эй, кофе-то оставь, ― торможу её, а то кружка уже занеслась над мойкой. ― Там ещё добрая половина.
– Я после тебя допивать не собираюсь.
– Ну а я не брезгливый. Давай сюда.
– Да пожалуйста, ― замешкавшись, оборачиваются, послушно протягивая кружку.
Чего это она такая добрая?
Ясно.
– Тьфу, ― отплёвываюсь, счищая с языка мерзкий привкус. ― Что за дерьмо? ― нюхаю содержимое, от которого уже тянет не кофеином, а другим знакомым запашком. Специй и уксуса. Жижу от салата мне туда залила, зараза. Испоганить капучино, души у неё нет! ― Ты маленький вредитель.
– Хлебай на здоровье, солнышко. И, кстати ― в трусиках с маечками моими можешь копаться сколько твоей извращённой душеньке угодно, но только просьба ― делай это, когда меня нет поблизости, окей?
– А когда тебя нет поблизости?
– Сегодня точно не будет до вечера. Так что наслаждайся и получай удовольствие.
– А чего это тебя не будет? Далеко собралась? ― ревниво уточняю.
– Тебе какое дело?
– Ты ― моё дело. И не дело, если ты будешь шлындать где-то, докучая другому. То исключительно моя привилегия на ближайшее время.
– Это что ж получается, я теперь ещё и отпрашиваться у тебя должна?
– Желательно.
– А как же свобода выбора и равноправие полов?
– Фигня. Эта мода на демократию скоро пройдёт.
– Ну-ну, ― награждают меня скептично и отчаливают, виляя бёдрами.
Не, ну она норм вообще? Кто такие короткие юбки одевает? Это ж как красная тряпка для мужика. И вообще, что за прикол? То есть, я должен тут тухнуть в гордом одиночестве, пока она будет непонятно чем заниматься?
Не, не пойдёт так.
Прямо вместе с палкой колбасы спешу сначала обратно наверх, чтобы прихватить бумажник с телефоном, а затем на улицу. К фиолетовой бэхе.
– Суетолог вошёл в чат. Погнали, ― ныряя на пассажирское, подмигиваю слегка опешившей Карине, только тянущейся к замку зажигания.
– Куда?
– Куда тебе надо, туда и погнали. Маршрут мне не принципиален.
POV СКВОРЦОВА
Торможу возле длинного белого паровозика с наростами в виде башен, украшенных голубой черепицей. Несмотря на то, что набережная расположена на расстоянии, это здание всё равно ассоциируется у меня не с учебным заведением, а с подобием гостиничного комплекса. Слишком уж светлое и праздное. Но за это я как раз его и люблю. Сюда приходишь не на каторгу, а для души.
