Поименное. Незабытые лица (сборник) - страница 11

Боря отсидел в лагере весь свой срок – 5 лет. Он вышел в 1963 году. Жить негде, мать и отец досиживают свои два года. Остается знаменитый 101 километр, где разрешалась таким «врагам народа» прописка, город Александров. Он прописался в каком-то общежитии, устроился чернорабочим. Приезжал на уикэнды в Москву, приходил на Потаповский. Рассказывал, что живет в комнате, где 39 человек, не лучше мордовского барака, все почти бывшие уголовники, но его не трогают. Уважают как «своего». Рассказывал так добродушно, с юмором. Как-то раз пришел веселый, говорит: в местных деревнях не хватает учителей иностранных языков, ему предлагают в какой-то сельской школе преподавать немецкий («Выучу!») при условии, чтобы заодно вел и физкультуру. «Боря! Но ты же такой неспортивный!» «Там все учителя – пожилые женщины. На их фоне такой добрый молодец как я просто Илья Муромец!» В этой деревне он прожил два года, дождавшись освобождения родителей. И дети сельские его оплакивали. Много потом у него в жизни было всякого… В конце концов уехал в Израиль с женой Лидой и родителями. И теперь – прославленный профессор… «Человек года»! Когда буду выступать, расскажу и о Боре, и о его замечательной маме (я о ней когда-то написала воспоминания, напечатаны), о строительстве швейного цеха, о тех отношениях, что завязываются действительно на всю жизнь, и как бы судьба ни разбросала – тянет друг к другу…

Не состоялась наша встреча. Лида написала мне, чтобы я не приезжала, Боря в больнице, диагностировали рак мозга. Он скончался 21 февраля 2011 года. Пока был в сознании, очень волновался, что на кафедре, где он преподавал, некем его заменить.

Публикуется впервые

Мария Игнатьевна Закревская-Бенкендорф-Будберг, «железная» Мура, любовница Локкарда, Горького, Уэллса, «красная Мата Хари» и прочее… Ее жизнь так богата и темна, что готовившийся к встрече с ней БЛ беспрестанно звонил из Переделкина с просьбой то положить на видное место томик Горького (увы, у нас буревестника в доме не было), то на крайний случай роман Уэллса… «Мама! – закричала я в раздражении. – Сама подходи к телефону! При такой биографии нужна ленинская библиотека! Классюша еще сто раз позвонит!» Обсуждалось и меню – ведь баронесса, а мы – плебеи.

С 1936 года железная Мура жила в Англии. Говорили, что в июле этого года ее вызвал НКВД, чтобы проститься с умирающим Горьким, она пробыла с ним наедине 40 минут, после чего он скончался, будто бы не без ее помощи. Заодно она привезла с собой чемодан с его архивом, который Горький не хотел ввозить в СССР и который таким образом оказался в руках Сталина. Была ли она агентом НКВД или «двойным агентом», или просто роковой секс-бомбой до сих пор неясно, но ясно, что женщина-легенда, и БЛ перед встречей с ней очень волновался.

Встреча должна была состояться у нас на Потаповском. В пятидесятые послесталинские годы Мария Игнатьевна не раз приезжала в Россию, и вот теперь, летом 1959 года решила познакомиться с опальным нобелевским несостоявшимся лауреатом. Встречу эту организовала Ариадна Сергеевна Эфрон по просьбе Веры Гучковой-Трейл, своей парижской знакомой, которая часто сопровождала Муру в этих поездках. От встреч с Верой Аля всегда уклонялась, спешно уезжала в Тарусу, но та была так энергична, что уклониться не всегда удавалось. Во всяком случае в одном из писем ко мне Аля писала: «Приехала ли Вера? Если да, то я с ней повидаюсь попозже, только не сейчас. Сейчас мне никого не хочется видеть, а ее особенно… встреча с ней – это как раз то, что сама жизнь велит откладывать…» Почему она избегала парижской подруги? Не хотелось ворошить прошлое, темные годы парижской «бесовщины»? Или же их развела полная человеческая «несовместимость»? Вера Александровна была полна энергии, бегала на все кинофестивали (для этого и в Москву регулярно приезжала), Аля называла это «противным ажиотажем», азартно спорила на политические темы, обличая сталинизм да и вообще советский режим. (Помню, она с темпераментом взывала к БЛ: «Ну что это за страна, где, чтобы прочитать Набокова, надо быть героем? Почему здесь все время надо быть героем? От нас этого требовали только в войну!») Аля усмехалась, отмалчивалась, переводила разговор на другие рельсы, как она пишет мне в том же письме: «… например, к беспривязному содержанию скота, скоростным плавкам металла…».