.
– Давай по порядку, – терпеливо начала Милана. – Во-первых, на Мальдивах сейчас очень тепло, поэтому с сезонностью всё в норме. Во вторых, это отличная возможность попасть на страницы любимого журнала, а также поработать с командой профессионалов, пополнить своё портфолио, получить важный опыт, прекрасно провести время… Продолжать?
– Ты и вправду планируешь работать моделью?
– Не знаю, – Милана пожала плечами. – Иногда. Почему ты спрашиваешь?
Он ничего не сказал. В салоне повисло неуютное молчание, мысли предсказуемо расшумелись.
Да, ему определённо не нравится то, что я буду участвовать в этой фотосессии. Но, с другой стороны, ему нравлюсь я. А мне нравится моя работа или хобби, или как это назвать. Поэтому ему надо научиться принимать меня вместе с моими предпочтениями. А я, так и быть, попробую узнать его получше.
– У тебя новая машина? – Милана решила сменить тему.
То, что Джеймс приехал за ней на Aston Martin, пришлось ей по вкусу.
Aston – истинный британец. И Джеймс – тоже. Чопорный, в меру занудный, но, думаю, это только сейчас, особый эксклюзив сегодняшнего дня. Может, он не выспался, может – ревнует, может, просто не знает, о чём со мной говорить, мы же ещё так мало общались… Он не может быть скучным, чувствую это. Нудные снобы не покупают такие машины.
Джеймс кивнул и счёл это достаточным ответом.
– Люблю Aston Martin, – помолчав, сказала Милана.
Джеймс сделал музыку погромче.
Fucking awesome. Ссора без слов? Только не надо заставлять меня чувствовать себя виноватой. Я поеду на Мальдивы! Точка. Зануда.
– Знал, что ты англичанка. – Русская, если хочешь правду
Точно знаю, что проживаю сейчас одно из своих самых ярких воспоминаний. Такие моменты врезаются в память по-особенному: надолго, отчётливо, в мельчайших подробностях.
Это свежее утро необычайно солнечное. Первое нормальное утро после недели туманной сырости. Её улыбка то играет на губах, излучая тепло, то застывает, не достигая затуманенных мыслями глаз. Её глаза – то лучистые, зелёные, то холодные, выключенные, серые. Её манера говорить – так, словно она процеживает каждую мысль через сито целесообразности, оставляя от исходного набора слов самое нужное и уместное, но в меньшей степени отражающее ту несравненную искренность, сосредоточенную в её взгляде и защищённую безупречными манерами.
Может, поэтому мне с ней удобно молчать? Мы оба говорим не то, что желаем, оба чувствуем это, но позволяем друг другу придерживаться тех комфортных линий поведения, которые нам предписаны и привычны.
Надеюсь, она понимает, что я ничего не имею против её «Vogue». Пусть будет моделью, пусть будет актрисой или пусть вообще ничего не делает – это её право. Я приму любой её выбор, всё, что делает её счастливой. А сейчас просто упреждаю свою мать, её недовольство и её критику.
«Ты можешь встречаться с моделью, но не смей приводить эту пошлость в наш дом». Так было с Джессикой. Возможно, так будет с Миланой. Или нет? К Милане у матери какое-то особое отношение, заочное расположение, если на подобное вообще можно рассчитывать.
Она ей понравится. Неужели не ясно с первого взгляда, что она – совершенство? Так хочется оградить её от всех тех дурацких критериев, по которым начнут оценивать при встрече. Хотя Милану, похоже, не сильно волнуют внешние оценки. Кажется, она смотрит в себя и не видит других.
Молчит о чём-то важном, говорит о чём-то незначительном. Броши и фотосессии – это на поверхности, и я это знаю. Знаю, что у неё есть глубина – редкое в наше время сокровище. И ещё удивительная свобода – от всего.
