Догадка оказалась верной. Подойдя к выходу, который вел к мосту и другим теплицам, Ламия заметила, что дверь прикрыта неплотно. Закутавшись плотнее в накидку, она выглянула на улицу. Здесь, у верховья грота, нельзя было понять, ни какое сейчас время дня, ни даже определить время года. Рина как-то рассказывала, что из горы в Маро Озеро впадает полсотни горячих источников, отчего вода у берегов теплая даже зимой. Оттого и гроты так клубятся парами, будто их со дна черти подогревают. Однако, когда Ламия спросила можно ли в тех гротах купаться, женщина осенила ее святым знаком и запричитала, что такое могло прийти в голову только новенькой. Как выяснилось, вода в гротах, водопадах и ручьях считалась ядовитой для обычного человека из-за большого количества волшебных веществ, которые сливали маги из лабораторий в канализацию. По слухам, трубы с нечистотами из замка выливались в одну из подземных рек, которая потом впадала в Маро Озеро. Как бы там ни было, но Ламия женщине не поверила. От озерной воды всегда пахло студено, иной раз травой или тиной, но никогда – неприятно.
В тумане, зависшем над гротом, едва виднелся край массивного моста, тянущегося к другой теплице, о которой при такой видимости можно было только догадываться. Ни корзин, ни девушек видно не было. Может, они решили, что в следующей теплице урожай лучше и, не предупредив ее, отправились туда? Объяснение было разумным, но прежде чем ступить на мост, Ламия подошла к краю выступа и заглянула в грот, надеясь, что внизу клубы пара будут не такими плотными, и она сможет разглядеть водопад, шум которого почему-то раздавался здесь не так сильно, как внутри помещения.
В следующую секунду она пожалела о любопытстве, так как ей в спину грубо ткнули палкой.
– Стой, где стоишь, иначе я сброшу тебя в ядовитую воду, – сказала Ева. – Только шевельнись и полетишь вниз.
Ламия замерла, пытаясь унять бешено бьющееся сердце, а потом сделала единственное, до чего додумалась – медленно подняла вверх руки. В детстве во время игр так поступал проигравший. Только сейчас была отнюдь не игра.
Спокойно, велела она себе. Если бы эта ревнивица хотела тебя сбросить, давно бы так сделала. Значит, ей что-то нужно.
– Хочешь поговорить о Кристе? – осторожно спросила Ламия и попыталась повернуть голову, чтобы посмотреть, была ли ее соперница одна или с сестрами. Но получила увесистый тычок в спину, от которого едва не полетела в пропасть, и снова замерла.
– А нечего тут разговаривать! – рявкнула Ева. – Ты мне сейчас пообещаешь, что близко к нему не подойдешь. Иначе искупаю тебя в ядовитой реке, покроешься прыщами, и тогда на тебя точно никто не посмотрит.
– Не надо меня в воду толкать, я все поняла, – как можно спокойнее произнесла Ламия. Она отчаянно злилась на себя, что так глупо попала в ловушку, но сейчас злость и страх были плохими помощниками.
– Я не могу ему нравиться так, как ты, я ведь блондинка, а ты настоящая красавица, – попыталась она подкупить соперницу лестью. – Просто я новое лицо в замке, а новички всегда привлекают внимание. У нас нет ничего серьезного. Да и я другого люблю.
«Любила», – поправила себя Ламия, вспомнив о предательстве башмачника.
– Он всегда бабником был, – вдруг громко всхлипнула Ева, и в ее голосе прозвучало плохо скрытое отчаяние. – К каждой новой юбке цепляется, и плевать ему, какой там цвет волос. За день до того, как ты появилась, он сделал мне предложение! – Ева перешла на крик, уже не сдерживаясь. – А потом сказал, что поторопился, и ему надо подумать. При этом сам за тобой все время волочится. Когда в комнату нашу по вечерам приходит, на меня даже не смотрит, будто нет меня вовсе. Но я не хочу, как Соня, с которой он два месяца гулял, а потом, когда я появилась, добился, чтобы ее в другой замок перевели. Я за свое счастье бороться буду!
