Пока играет скрипач - страница 23

Мишаня Белый Ус, конечно, был не прав. Ежели б я туда попал, то стеночка ихняя берлинская раньше рухнула. Не ждала б пришествия Михаила Сергеевича второго[35]. А так ещё простоял. Наш блок. Советский. В том прямая заслуга Мишани.

Когда об этом всём рассказал Мишутке Иванову – он сперва с жалостью на меня поглядел. А потом, тщательно подумав, меня успокоил и возвысил. В моих глазах. Сказал мне Миха:

– Это заслуживает серьёзного осмысливания. Но уже ясно. Тебя, Вадя, можно в музее показывать. У Куприна, кажется, есть рассказ. О мещанине городка какого-то Чугуева. Он спас Царя-батюшку. Не попал случайно на его приезд в городок. А то б в первых рядах был встречающих. Лошади б у царя «понесли». И царь бы разбился. Так и ты, Вадя. В ЗГВ не поехал и спас. И ГДР, и весь блок. Варшавский. С тебя – стакан.

«Стакан, стакан», – закричали все мы. Это уже Савве мы закричали, чтоб он нам пояснил, как в ЗГВ попадают и вообще, что оно такое есть.

– Шайба ведь где-то недалёк от истины. ЗГВ действительно похож на диспансер. Санитарная зона. Кордон. Из братских республик. Но служить там не пыльно. Пояснять не надо? – переполненный гордостью от приватных знаний известил нам Савва. Продолжил, но уже более туманно:

– Попадают туда и архипроверенные, и достойно-соответствующие. Так сказать, рекомендованные. Кому рекомендуется попасть в эту санитарную зону. Ну, а бывает и по самому дурацкому случаю. Вдруг там внезапно образовалась недостача. Личного состава, естественно, не денег же. Вот кого-то из наших молниеносно туда и кинули, – закончил политинформацию Савва.

– ЗГВ эта ближе будет, чем сектора Газа, – раздумчиво бубнил Гарбузёнок, – туда, может быть, и смогу…

– За границей нет комсомольских ячеек, – авторитетно изрёк Попович.

– Это как это, как это? – всполошился идеёный вожак молодого поколения.

– И партии нет, – добавил Борька, – Нельзя там политикой заниматься. Заграница!

– Да какая, на х…, там заграница! – заорал Шайба, – Курица не птица, ГДР не заграница. У нас в Кандалакше на вокзале в туалете на стенке это дерьмом написано. Кто-то, видать, в это ЗГВ отправлялся.

Спорим. К единому мнению не пришли. Только Гарбузик не соглашался. Выдвинул последний довод. Политически весьма не зрелый, нам показалось:

– А Клара Цеткина с Тельманом, что? Забыли? Они ж самые и придумали всех. И пионеров, и всех. Даже 8-е марта – это они.

Савва гордо отмалчивался. На вопрос о партработе на территории ЗГВ загадочно ещё больше напустил туману:

– Данные не разглашаются.

И тут Попович брякнул:

– Давайте мы сами напишем прошение. Что хотим свой долг священный исполнить, непосредственно охраняя Берлинскую стену.

– Гы-гы-гы, – заржал Шайба, – Коллективную челобитную.

– Каждый может подать рапорт. По команде, – показал действительное осведомление Савва.

– И это, и куда его? На почту? – заволновался Гарбузёнок.

– Нет, отдадим дядьке Ваське. Он уж дальше сам знает.

– Можно дать Лукьяну. Он с дядькой Васькой уже на «Вась-Вась», – предложил вроде бы и конструктивно Попович.

Лукьян – один из нас. С горно-электромеха, что ли. Оставался служить здесь, в Сортавале.

На том и порешили. До понедельника.

Небольшим коллективчиком написали мы рапорта. Каждый за себя. Но по единому сценарию. Хочу, мол, нести службу во Вьетнаме или на Ближнем Востоке. Вот так, бля. И ещё что-то там про интернациональный долг. Или желание этот долг получить? Не помню точно.