– Сегодня? – спросил Шкет и подмигнул мне так, чтобы этого никто кроме меня не видел.
– Если жена отпустит.
Это были несекретные пароли. Шкет поинтересовался у меня: будем ли мы запускать сегодня ночью змеев, а я ответил: обязательно будем. Эльза могла запретить мне многое, но только не змеев, она знала – для меня это важно.
– Ты теперь живешь в доме с котами, – объявил Шкет.
– И крокодилами с драконами – целый зоопарк! – уточнил я. – Одних ползунков мне было мало, но это на один день.
– Ясное дело.
Дело действительно было ясным: держать в доме ползунков, как и цветные краски, тоже было дурным тоном и считалось предосудительным у знати. Я как сторож шлюза «элиту» нашего столичного общества не интересовал, поэтому мог себе позволить лицезреть в моем доме тех, кого я хочу, а не тех, кого считается приличным принимать. И не беда, что цветные коты, крокодилы и драконы проживут лишь один день – спецы кисточек нарисуют ещё. После того как Художник закончил роспись змеев для детворы, он кивнул в сторону чердака. Я тоже кивнул в ту стороны – так мы договорились. Оставив своих благоверных на кухне готовить амброзию и перемывать наши косточки, мы поднялись по скрипучей лестнице и выбрались на крышу. Художник закурил и стал пускать кольца, а я посмотрел на дым и упругие обручи из него, и вычислил – откуда ветер дует… а когда сориентировался, то сел с наветренной стороны к Димону – я не люблю вонь табачного дыма, а тем более дыма не совсем табачного. Но, видимо, тяжело рисовать синих котов с лиловыми крокодилами и жёлтыми драконами без допинга и поэтому он позволил себе это маленькое и абсолютно противозаконное в наших краях удовольствие.
– Не женился ещё? – задал я "трудный" для Художника вопрос.
– Не дождётесь!
– Я-то не жду, а вот Эльза давно мечтает поженить тебя и Веру.
– Два гения в одной семье – это слишком много.
– Ну, мы же живем… – протянул я многозначительно и мы расхохотались.
– Будешь сегодня запускать змеев с пацанами? – в свою очередь задал вопрос Художник, коснувшись уже "трудной" для меня темы.
– Ага.
– Не надоело?
– Нет смысла запускать змеев, но нет смысла их и не запускать.
На самом деле для нас не было трудных тем, и в этом мы были похожи, пожалуй, это было единственное, в чем мы были похожи.
– Тебе надо покурить, – художник предложил мне трубку из красного дерева, собственноручно вырезанную и украшенную резьбой.
– Уж лучше я напьюсь и меня посадят, чем накурюсь и меня повесят.
Надо сказать, что за курение табака в нашем королевстве положен немалый штраф, а за курения не табака – виселица, но без штрафа (и пусть ваши извилины пощупают разницу), считается, что два раза наказывать за одно и то же нельзя – у нас эра гуманизма и этого… как его… человеколюбия.
– Ты улетишь от палача, – сказал он и сделал очередную затяжку.
– Почему-то это пока никому не удалось.
– Кушать подано, садитесь жрать, пожалуйста! – донесся снизу ангельский голосок Эльзы.
– Семь секунд! – прокричал я, но пришли мы значительно позже к полуобеду или полуужину, за что и получили нагоняй.
К еде присоединился Малыш – кот художников или художнический кот. Весил он со среднюю собаку, но был меньше, а значит удельно-тяжелее. Любимым его занятием было клянчить еду. Он всегда ходил за художниками (в смысле принадлежности) и чуть позади них (в смысле относительно местоположения), как бы отдельно. Как только на горизонте показывалась что-то съестное с его точки зрения, он спрыгивал с солнечного лучика – а путешествовать на своих четырех лапах ему было слишком утомительно, – и отбирал свою законную десятину. К тому же Малыш мог разговаривать. Для этого достаточно было заглянуть к нему в жёлтые глаза и не мигать некоторое время. Потом к вам приходило ясное и недвусмысленное понимание того, что Малышу жизненно важно поесть именно сейчас, иначе это доброе и беззащитное создание умрет с голодухи, причём прямо на ваших руках, которые уже онемели держать такую мохнатую тушу. Обычно после этого люди понимали, что Малыш – кот говорящий и больше с ним не разговаривали, чтобы не перенапрягаться. И конечно несли коту всё, что могли найти в закромах.
