– Скорее всего, – повторил детектив Чернофф.
Всего на мгновение Ричард застыл как вкопанный. Он знал, что они лгут ему, но все, что мог сделать – выразить свою искреннюю надежду на то, что они скоро поймают убийцу, добавив почти шепотом:
– Перри в этой компании многие любили.
– Уверен, так оно и было, – сказал детектив Чернофф, небрежно пролистав несколько страниц в своем блокноте. Затем, почти спохватившись, он присовокупил: – А этот парень Доминио – насколько я понимаю, он был не из самых популярных людей здесь?
– Прошу прощения? – переспросил Ричард-Сама-Невинность.
– Фрэнк Доминио, – пояснил детектив Белофф, уточняя, о ком идет речь.
– Ах да, – ответил Ричард без намека в голосе на то, что ему что-либо известно о мистере Доминио.
– Мы понимаем, что он был не совсем образцовым сотрудником, – сказал детектив Чернофф. – Мистер Титч сказал, что вы – тот, с кем можно переговорить об этом парне. Он вчера уволился из компании?
– Я этого не знал, – сказал Ричард. – Но, как вы уже знаете, он не был кандидатом в работники месяца. Правда, какое-то время он ходил моим подчиненным… ну, сами знаете, не все способны оставить по себе яркий след. На моих глазах много народу сперва пришло, затем ушло.
– И Доминио – просто еще один ушедший? – осведомился детектив Чернофф.
– Насколько мне известно – да, – ответил мой старый босс.
На глазах Ричарда физиономии представителей закона окаменели, превращаясь в две полные недоверия маски. Скажи мне, Ричард, каково было стоять там, когда эти детективы, Белофф и Чернофф, выходили из твоего офиса, зная наверняка, что ты солгал? Ты наврал, Ричард, – не обычному коллеге по офису, а паре детективов из отдела убийств.
Кто знает, насколько ты был уверен, что им известна твоя ложь. Хороши́ ощущения?
Я всегда чувствовал спонтанный прилив любви и восхищения к людям, которых видел только издалека. Вот что я чувствовал к детективам Белоффу и Черноффу, когда шпионил за ними из удаленной обсерватории своей квартиры, настраивая их голоса и образы на свои личные радиоволны, держась на призрачном расстоянии от глаз и ушей этих двух ветеранов уголовного розыска. Они казались очень хорошими в своем деле, порядочными и флегматичными – как и подобает людям их возраста, по работе вынужденным глазеть на всякие мерзости (например, на мертвого Перри Стаковски) и знающим, что можно говорить (и что нельзя) людям (или свиньям), с которыми им приходится иметь дело ежедневно.
Но как я наслаждался воспоминанием о шоколадном мороженом, которое детектив Белофф любил, продаваемом в киоске в здании, где я когда-то работал. Не говоря уж о том, как детектив Чернофф подколол супервайзера Титча, когда этот кретин сознательно ошибся в моей фамилии. Но одна костяшка Домино не могла помочь детективам, этим достойным восхищения и народной любви парням. Они были призваны проанализировать события с тысячи различных точек зрения, прежде чем объявить дело, которое все еще находилось в зачаточном состоянии, нераскрытым.
Самой прекрасной деталью лично для меня сделался ледяной взор Ричарда, заметно подавленного и разочарованного тем, что Чернофф и Белофф так бессовестно соврали ему, утверждая, что на данный момент причина смерти Стаковски неизвестна. Слаще этакой отместки могло быть лишь шоколадное мороженое из детства детектива Белоффа. Конечно, было бы невозможно, да и нежелательно раскрывать причудливую правду об этом аспекте дела. Кроме того, Ричард принял бы детективов за лжецов или сумасшедших.
