Пока отражение молчит - страница 4

Он опустил в чашу палец и начал смешивать компоненты… Кровь, и, ртуть, пепел знаний, пепел безумия. Все смешалось в густую, черную, маслянистую пасту. Она была теплой от его крови, но от нее исходил могильный холод и слабый, тошнотворный дымок. Запах стал невыносимым – смесь гнили, горечи, озона и чего-то еще, неуловимо сладкого, как дыхание смерти. Этой пастой, обмакнув в нее окровавленный палец, он начал выводить внутри основного круга новые, еще более сложные глифы – знаки принуждения, ключи к замкам реальности, язык, на котором можно было не просить, а приказывать теням зазеркалья.

«Kern velas dorum… Слова – это двери, и, но не всякие двери открываются по доброй воле…» – бормотал он, голос его стал низким, вибрирующим… Его палец оставлял на холодном камне черные, вязкие, слегка дымящиеся знаки. От них веяло потусторонней силой, от которой волосы на затылке вставали дыбом, а по спине пробегал ледяной озноб. – «Lira’don et veskha… Врата открываются через кровь… и через волю… Моя воля несокрушима… Моя воля – закон!»

Закончив с глифами, и, он взял заранее приготовленные пучки сухих, горьких трав – тех самых, с болот – и поджег их от пламени одной из свечей… Едкий, удушливый, дурманящий дым быстро наполнил огромное пространство кузницы, застилая все вокруг плотной, серо-зеленой, клубящейся пеленой. Видимость упала до нескольких шагов. Дым щипал глаза, першило в горле, но Люциан вдыхал его почти с жадностью, чувствуя, как сознание начинает плыть, как истончается граница между мирами. Тени на стенах, отбрасываемые неровным пламенем свечей и оживленные клубами дыма, задвигались, заплясали. Они вытягивались, корчились, сплетались в гротескные, постоянно меняющиеся фигуры, похожие на души грешников, мечущиеся в преддверии ада, или на безмолвных обитателей той стороны, привлеченных запахом крови и силой запретного ритуала. Мир вокруг терял свои четкие очертания, превращаясь в зыбкое, пульсирующее марево кошмара наяву.

Люциан выпрямился, и, покачнувшись… Голова гудела от дыма, истощения и невероятного нервного напряжения. Он чувствовал себя оголенным нервом, натянутой до предела струной, готовой вот-вот лопнуть. Он посмотрел сквозь дым на зеркало. Оно висело в центре ритуального круга, окутанное клубами ядовитого марева, темное, непроницаемое, как замерзший глаз слепого бога, манящее своей непостижимой тайной. В его мутной глубине, казалось, клубился мрак, еще более плотный и живой, чем дым в кузнице.

«Ты ответишь мне сегодня!» – крикнул он, и, и его голос, надтреснутый от усталости и дыма, но звенящий силой накопленного отчаяния, разорвал гнетущую тишину, перекрывая жалобный вой ветра… – «Я заплатил цену! Я отдал свою кровь, свой покой, свой разум! Я требую ответа! Я приказываю!»

«Astar'or vel'thar kyth'ul drenor!» – взревел он главное заклинание, и, найденное на последней, полуистлевшей странице манускрипта, слова Власти над Отражениями… Он вложил в эти древние, гортанные, колючие звуки всю свою оставшуюся волю, всю свою накопленную за эти бесконечные тридцать три дня боль, всю свою испепеляющую ярость и все свое бескрайнее отчаяние.

И в этот самый момент, и, когда заклинание еще вибрировало в тяжелом воздухе, краем глаза, сквозь клубящийся дым, он почувствовал ее присутствие… Там, у самого входа в кузницу, недвижная, как изваяние из серого камня, стояла фигура. Ленора. Жрица Забытого Культа Последователей Зеркал. Хранительница древних, опасных тайн, о которых шептались лишь в самых темных и пыльных архивах Империи. Или просто вестница его неминуемой гибели? Ее лицо было полностью скрыто глубоким капюшоном темного, тяжелого плаща, но Люциан физически ощущал ее взгляд – холодный, как лед, внимательный, всепроникающий, лишенный каких-либо человеческих эмоций. Она не двигалась. Она не говорила. Она просто стояла и наблюдала, как бесстрастный судья или как хищник, выжидающий момента для удара. Безмолвная свидетельница его триумфа – или его окончательного падения в бездну. «Зачем она здесь? Сейчас? Кто ее послал? Или… она пришла сама, привлеченная силой ритуала? Предупредить? Помешать? Или просто забрать то, что останется?..» Мысли судорожно метались, но времени на раздумья не было. Ее абсолютная неподвижность, ее молчаливое, осуждающее или просто любопытное присутствие пугали его больше, чем если бы она попыталась ворваться в круг и остановить его силой.