Пока смерть не обручит нас - 2 - страница 18

И ей хорошо со мной. Я это знаю и вижу. Обожженный пламенем преисподней, задыхающийся едким дымом разочарования и в тоже время сходящий с ума от ее влажного от пота тела, от подрагивания плоти, сжимающейся вокруг моей.

Всматриваюсь в ее закатывающиеся глаза. Уже не светло-зеленые, потемневшие от наслаждения. И резким толчком погрузиться дальше. Сразу и на всю длину. Заткнув ладонью её рот.

Быстрыми движениями вбиваться членом в тесную глубину, убрав ладонь и позволяя ей громко стонать... кричать с каждым толчком.

– Мояяяяя… Ты мояяяяя, Лизааа… Давай. Я хочу слышать свое имя!

Рыча... не разбирая собственных слов. Меня швыряет в дрожь от осознания, что стоит только сжать сильнее пальцы на ее горле.... и она знает то же самое, думает о том же самом. Потому что в глазах вспыхивает страх.

И я беру ее еще быстрее. Ускоряя темп, наращивая свою боль и ее наслаждение. Вздрагивая от того, как в истерике бьется мое сердце, потому что не говорит мое имя.... И вдруг замерла, широко распахнула глаза, выгнулась подо мной и, всхлипнув, простонала:

– Неееет.

Я ощутил быстрые, сильные сокращения ее лона. Это и есть триггер. Удар хлыста по обнаженным нервам. Смакуя каждый спазм, до последнего пожирая ее срывающиеся стоны и вздохи своими голодными губами, поглощая их, заглатывая каждый и чувствуя, как сейчас накроет меня самого.

Разнесет, расколет на мелкие частицы, в тлен и в пепел. Так, чтоб искры взметнулись вверх, приливая к голове и ожогом разошлись по всему телу. Взревел от бешеного оргазма, разжимая пальцы на ее горле, чтоб не сломать в момент адского удовольствия, чтобы не раскрошить… не поддаться искушению оставить себе каждую крошку. Изливаюсь в нее бесконечно долго, хрипя и продолжая кусать ее губы, заливая спермой и ощущая, как триумфально дрожит мое собственное.

Приподнялся на руках, всматриваясь в ее бледное лицо с закрытыми глазами. На скулах следы от моих поцелуев, на шее, на груди.

– Никогда больше не говори мне о нем. Слышишь? Никогда! Я отрежу тебе язык! – тряхнул, заставляя посмотреть на себя. – И никогда не смей мне отказывать. В тебе нет ничего ценного, кроме того, что спрятано у тебя между ног, и я хочу иметь туда доступ тогда, когда пожелаю.

Склонился еще ниже.

– И не забывай. У многих есть то же самое… И если я решу заменить тебя, то с этого момента твоя жизнь превратится в такой ад, что ты позавидуешь мертвым.

6. ГЛАВА 6

У нее длинные золотые волосы, у нее молочно-белое тело, у нее голубые глаза, и она богата, умна, изыскана, воспитана, имеет титул и земли. Почему не с ней? Почему, черт его раздери, он бегает к этой проклятой шлюхе, к этой твари Блэр. Отвергая ее, Агнес, снова и снова.

Даже в брачную ночь Морган оставил ее, пришел в спальню, чтобы порезать себе ладонь и запачкать простыни, а потом побежал к своей сучке. Ооо, если бы она, Агнес, могла ее удавить, могла вытащить ей кишки, выколоть эти наглые зеленые глаза, она бы это сделала. Но ей слишком дорога собственная шкура. Морган не пожалеет. Агнес слишком сильно его боялась, чтоб решиться в открытую причинить вред сопернице. Ламберт чокнутый и жестокий мерзавец. Ее отец называл его Дьяволом, вернувшимся с того света и продавшим там душу в обмен на жизнь. Выживший в лепрозории и не заразившийся лютью не мог быть чист перед Богом.

И когда Ламберт живьем сжигал пленных солдат из Блэр, согнав их в огромный ров, и смрад от горелой плоти доносился до Монтгомери, Гарольд смотрел на огонь из окон своего замка и боялся… да, безумно боялся, что Ламберт придет к ним войной и отомстит за то, что не открыли границ беглым от хвори адоровцам… Отец Агнес в свое время закрыл свои границы для жителей Адора, во время свирепствования Люти не впустил к себе голодающих, чтобы избежать заражения. Велел убивать каждого, кто попытается перейти границу с герцогством и бежать в Монтгомери. Когда Ламберт вернулся в Адор, вся торговля была прекращена, никаких деловых отношений герцог с Гарольдом не возобновил. Первое пиршество и грандиозная царская охота прошли без князя. Его не пригласили в Адор. Единственного из венценосных вельмож не позвали к герцогу на первый прием после восстановления Адора. И Гарольд считал его зарвавшимся сукиным сыном, который еще приползет кланяться в ноги своему соседу. Но кланяться пришлось самому князю. Идти с мольбами к Карлу, чтобы тот похлопотал о свадьбе.