Почти пойманный в мои сети врач кивает, поднимается с места и направляется в сторону слишком рьяно взявшегося за меня незнакомца.
Потасканный жизнью мужик недобро сверлит меня взглядом, все больше напоминая лесоруба из американских триллеров. Словно сейчас вытащит из-за спины топор и…
Надеюсь, мой милый доктор будет жить?
4. Глава 4.
Михаил
— Ну что, Жень? — складываю руки на груди, привычно пряча ладони.
— Не Женя, а Евгений Александрович, попрошу, — стучит ручкой по бейджу на груди. Приколист хренов.
— Да хорош. Что с ней? — киваю на дверь палаты, от которой мы отошли на несколько шагов.
— Как и говорил, черепно-мозговая, но сознание не спутанное, речь в норме, думаю обошлось, в порядке будет твоя благоверная, — щелкает ручкой и убирает ее в нагрудный карман.
Пропускаю мимо ушей это его “благоверная”, сосредотачиваясь на главном.
— Скоро выпишешь?
— Ты куда торопишься? Еще анализы не все пришли, обследование нужно сделать, нескольких врачей пройти.
— Мать долго с сыном сидеть не будет, ты же знаешь. А у меня крупный заказ сейчас, совсем без вариантов.
— Придется что-то придумать. Такие травмы несут сопутствующие риски, возможно проявление невидимой при первичном анализе симптоматики: внутричерепная гипертензия, гидроцефалия, ишемия, отек мозга…
— А нормальным языком ты сказать можешь, не для заучек с медицинского? — устало потираю лицо ладонью. Как это все не вовремя, боже.
— Нормальным языком: дай работать врачам, если не хочешь в итоге получить овощ.
— Она, вроде, ничего, — пожимаю плечами, снова бросая взгляд на дверь. Странная только. Но после такой травмы это нормально. Наверное.
— Ничего, — расплывается в своей классической улыбочке бывший одноклассник. Всю жизнь ему эта улыбка всё на блюдечке подносила. — Мне даже показалось, флиртовала со мной, — хмыкает.
Мне тоже так показалось. И это то, что я предпочел бы не видеть.
— Не обольщайся. Она занята, — кидаю на него прямой твердый взгляд, обозначая свою территорию. — Мне показалось, она не узнала меня, когда проснулась, — задаю интересующий меня вопрос.
Красноречивое “хрен” еще висит в воздухе.
— Ты б брился почаще, может, узнала бы, — Женька разворачивается в сторону своего кабинета и кивком приглашает двигаться за ним. — А вообще, легкая дезориентация после пробуждения — это норма. Сегодня придет невролог, протестирует ее по тесту комы Глазго, увидим, есть ли глубинные повреждения. К концу дня будет более подробная картина.
Открывает дверь кабинета, проходит к столу, заваленному папками.
— Ты мне напишешь? — опираюсь на косяк.
— Конечно. Повезло, что сюда привезли, иначе сидел бы ты за дверкой какой-нибудь приемной и скулил от неведения, — перекладывает бумажки на столе, отпуская остроты. - А ребенка в соцслужбу бы определили до установления родства. Это же надо навернуться на детской площадке, — снова хмыкает.
Самому интересно как это вышло.
— Да, спасибо за Марса, — говорю без уверток. — И ребятам своим дежурным передай благодарность, не уверен, что все бы так к ребенку отнеслись.
— Ты знаешь, какая нынче валюта благодарностей, — говорит старый друг, присаживаясь в кресло.
Я киваю, понимая все без лишних слов. Будут им благодарственные пакеты.
— Я зайду к ней перед уходом?
— Ненадолго. Скоро на МРТ повезут.
— Спасибо, — в это простое слово вкладываю искренние эмоции. Я на них скуп, Женька знает, но признательность всегда в чести.
