Покаяние «Иуды» - страница 13

– Конечно, есть, но только в форме майора госбезопасности, как раз для нашего случая и подойдет, – пошутил Эди.

– Не кусайся, я так на всякий случай спросил, ведь не исключено, что в Ялте для своей новой пассии фотографировался, – поддержал его шутку Артем.

– К сожалению, до этого дело не дошло, но когда вернусь, обязательно сделаю.

– Тогда утром необходимо будет сфотографироваться. Это у нас же делается. Кстати, подумай над тем, какую фамилию, имя, отчество возьмешь.

– Имя оставлю свое, на Кавказе оно имеет широкое хождение, главное, не придется привыкать к новому, отчества не надо – я детдомовский, а фамилия пусть будет производной от имени моего двенадцатого деда – Атбиев.

– Ты это серьезно? – с сомнением в голосе спросил Артем.

– Я знаю, что так его звали, чем он был знаменит, где похоронен. Об этом мне поведал мой отец, ему в свою очередь его и так далее. Придет время, я расскажу о них своим детям. Правда, в отличие от моих предков я смогу показать им даже генеалогическое древо рода, над составлением и детализацией которого работаю.

– Эди, откуда у тебя на все это берется время?

– А его не надо откуда-то брать. Оно появляется вместе с интересом к какому-нибудь делу. В таких случаях, как говорили мои предки, дни становятся длиннее, а ночи короче.

– Однако, как мало я тебя знаю, хотя и знакомы мы не первый год, – задумчиво произнес Артем.

– Я тебя тоже практически не знаю, и ничего в этом удивительного нет: нас на короткое время сводила работа, а по ее завершении мы разбегались.

– В этот раз, дружище, нам нужно найти время, чтобы поговорить и узнать лучше друг друга, а то, ей-богу, нездорово получается – отправляю в трудный бой, а кроме сухих анкетных данных о тебе ничего не знаю.

– Вот будешь носить мне передачи в тюрьму, там и разговоримся, только надеюсь, что в таком режиме наше общение недолго будет длиться, – вновь пошутил Эди.

– Я тоже, но сейчас мне надо идти, если что понадобится, зови ребят, они в соседнем кабинете, – смеясь, выпалил Артем и ушел.

Эди еще некоторое время продолжал стоять. Со стороны могло показаться, что человек не знает с чего начать, но все обстояло совсем иначе. Он просто упивался наступившей тишиной и этим неожиданным одиночеством накануне очередного шага к схватке с противником, продолжению пути дальнейшего познания себя, на котором зло и добро часто меняют полюса в зависимости от того, кто и с каких позиций глядит на их творения. «Главное, чтобы ты был убежден в своей правоте, знал, что служишь своему государству, а не личностям, в какие бы тоги они ни рядились, ибо им часто свойственны слабости. И часто свои амбиции путают с интересами государства. В нынешней ситуации, когда многое на ходу перестраивается, переосмысливается, нужно быть семи пядей во лбу, чтобы во всем этом разобраться и не наделать ошибок, не оказаться рядом с этими крикливыми и охочими до словоблудия деятелями, которых и в среде обитателей родной конторы, как говорят, можно отыскать,» – пронеслось в голове Эди, отчего он встряхнул ею, как бы отгоняя от себя неожиданную мысль, и, наклонившись к столу, взял бутылку боржоми и глазами поискал открывалку. Но ее не было. «Забыли или посчитали, что не нужна», – улыбнулся Эди, поддев пробку большим пальцем, отчего она отскочила и упала со звоном на стол.

Автоматически вытерев горловину ладонью другой руки, он сделал из бутылки пару глотков и, держа ее навесу, направился к журнальному столику с кинопроектором: ему, прежде всего, захотелось услышать голос «Иуды», манеру разговаривать, посмотреть на то, как он выглядит внешне, как двигается. Иначе говоря, сформировать первое впечатление о нем как о человеке, еще не обратившись к оперативным материалам, свидетельствующим о его предательстве. Ведь не был же «Иуда» таким с рождения: по всей вероятности, прошел школу пионерии, комсомола, то есть не был обделен идеологическим и политическим воспитанием.